— Откуда вы узнали, что он жив? — спросила Мадлен.
— В начале пятидесятых мы получили от него письмо. Письмо привезли какие-то люди, проездом из Франции, они понятия не имели, кто мы такие. Послание оказалось актом раскаяния. Дед признался, что жив, просил прощения… даже упомянул некое наследство, которое планировал оставить дочери и ее детям.
— Письмо у тебя?
— Бабка сочла все это полным бредом и, впав в бешенство, сожгла его вместе с дневниками, которые хранились у нас все эти годы. Мама успела переписать по памяти лишь ту часть, где говорилось о наследстве. Ей тоже хотелось баснословно разбогатеть и уехать в Европу. — Он потянулся к пачке сигарет и закурил. — Мама рассказала мне эту историю на четырнадцатый день рождения. До этого я был уверен, что дед погиб на войне. Естественно, как любой мальчишка в этом возрасте, я заболел идеей найти деда или хотя бы его дневники, которые наверняка сохранились где-то во Франции. Я мечтал отыскать сокровища. Представляешь, какое впечатление все это произвело на неокрепшую психику подростка.
— Почему ты не говорил мне об этом раньше? Почему не просил помочь? — упрекнула его Мадлен.
— Я хотел. В тот день, когда нас познакомили, я пришел на прием именно с этой целью. Думал вовлечь тебя в процесс поиска.
— И?..
— Ты знаешь, что было потом, — отмахнулся он. — Как-то стало не до дневников.
— А что было написано в письме про наследство? — Мадлен сдержалась от еще одного ненужного путешествия в их прошлое.
— Я помню кое-что наизусть. «Белые молчаливые страницы тетрадей, которые я покрывал из года в год тысячами слов, причиняющих боль, не даровали мне искупления. Прости меня. За пределами времени и пространства…»
Его декламацию прервал сигнал, извещающий о звонке на второй линии.
— Подожди секунду, — попросил Александр. Он посмотрел на экран телефона, где нетерпеливо мигало знакомое имя. — Варвара Леонидовна!
— Александр, — в строгом голосе домработницы едва улавливалась нотка назидательности. — Я тут подумала, а какой ящик вы проверяли?
— Сто девяносто пятый. А что?
— А сто девяносто шестой?
— Зачем? — не понял он.
— Затем, что вы прописаны в квартире сто девяносто шесть. Вы же не переоформили квартиру в БТИ после объединения, по факту вы так и владеете двумя соседними квартирами.
— Но я всегда указываю сто девяносто пять.
— Это вы! Но если это официальное письмо, оно придет по адресу прописки. А прописаны вы в сто девяносто шестой.
— Ясно. — Он нетерпеливо переключился обратно на Мадлен: — Извини, надо бежать. Я перезвоню.
— Алекс! — Она как будто поймала его за рукав, перед тем как захлопнется дверь. — Пожалуйста, перезвони.