Желание
прервать
свой полет
совершенно немыслимо,
даже если он
всего лишь
хороший сон.
Нужна
невообразимая
сила, способная
притянуть
вниз,
обратно, где
все совершенно
реально,
твердо,
естественно:
комната,
освещенная
настольной
лампой,
потолок, пол
и стены на
месте. Все
еще не
расцепляя рук,
две женщины
подошли к
кровати и
увидели, что
Танькин
младший брат
Олежка — заснул...
С открытой,
радостной
улыбкой на
лице и зеленым
блеском
широко
открытых
глаз.
Ди
— Он
скончался, —
произнесла
Танька. —
Соболезнования
принимаются.
Прими и ты —
мои.
На
другом конце
провода
кто-то
разразился громкими
всхлипами.
Даже Варвара
отчетливо
услышала их
на
расстоянии
трех своих крупных
шагов от
телефонного
аппарата.
Танька
положила
трубку и
опустилась
на колени
возле
неподвижного
тела. Закрыла
Олежкины
глаза, одна
рука так и
осталась
лежать на
них, другая
пыталась
сжать его
челюсть.
Движения
были, как у
санитарного
робота,
исполняющего
запрограммированные
функции: на
лице ни
эмоций, ни
слез, только
спадающая на
лоб прядь
черных волос
неожиданно
засеребрилась.
Растерянная
Варвара, хоть
и сама не
впервой
видела
смерть, пока
просто не
соображала,
что нужно
делать и
можно ли
чем-нибудь Таньке
помочь.
Больше всего
на свете ей хотелось
прижать к
себе бедную
девочку или
хотя бы
коснуться ее,
погладить, но
Варвара не
смела, так и
не двигалась
за Танькиной
спиной,
только руки к
ней
протянула.
Обе замерли в
своих
странных
позах, и
неизвестно, сколько
еще прошло
времени, пока
в прихожей не
раздался
звонок.
Варвара
открыла
дверь. На
пороге
стояла невообразимо
красивая
женщина в
строгом ансамбле
черных одежд,
по виду
ужасно
дорогих и
таких новых,
словно с них
только что
срезали
бирки. Глаза
аккуратно
прикрывала
сетчатая
вуаль, будто
специально
подобранная
для
отчетливого
просвечивания
синевы глаз и
следов от
едва подсохших
слез.
—
Здравствуйте,
я Ди, —
представилась
женщина с
напускной
непосредственностью
кинозвезды,
умиляющейся
собственному
умению
держаться на
равных с
фанатами.
Варвара
смотрела в
ответ тупо,
комок в горле
от жалости к
Таньке и
Олежке лишил
ее речи.
— Я
бывшая жена
Олега... — голос
Ди дрогнул.
Варвара
провела ее в
комнату.
Танька продолжала
стоять на
коленях
возле
кровати, но руки
с Олежкиного
лица убрала,
и теперь они
были
повернуты
ладонями
вверх, словно
держали
большой
легкий шар;
глаза
смотрели уже осмысленно,
а на губах
даже бродило
подобие
улыбки. Губы
и веки ее
брата были
аккуратно
сомкнуты, его
лицо не
выражало ни
застывшей на
нем ранее
радости, ни
грусти, ни
покоя, словно
было лицом
манекена в
витрине универмага.