Он вошёл в дом через чердачное окно, вывернув задвижку. Спустился в прихожую через люк в потолке, осмотрелся. Никого. Отлично.
Заскрипели под ногами доски пола - весил он без малого девяносто килограмм, пять пудов с лишним. Сначала... сначала на кухню. Стоп. А зачем? Попугаем хозяев? Ну что ж... Сказано, сделано.
На кухонном столе лежала забытая книга "Кулинария для дома". Сойдёт. Книга полетела на пол - на растопку, зажжённая спичка вслед за ней. Добавим маслица... Ну вот, готово. Гори, гори ясно, чтобы не погасло!
Прежде чем жадное пламя поглотило рассыпавшиеся страницы, его глаза выхватили одну строчку: "...в уксусе. Подождите, пока мясо не станет мягким..." Я подожду, улыбнулся он про себя, я умею ждать.
Теперь в большую комнату, к хозяевам.
Перешагнув через порог, он почувствовал неладное. Что-то не так.
Сзади весело потрескивал огонь, бросая пляшущие блики на пол и стены, роняя искры на застеленный тлеющими половиками пол.
На кровати, занимающей полкомнаты, похрапывали двое. Муж и жена, подумал упырь, оглядываясь в поисках причины своей тревоги. Ничего.
Но странное чувство опасности всё усиливалось.
Он сделал осторожный шаг, ещё один. Комната наполнилась дымом. Запах гари стал невыносим, особенно для его сверхчутких ноздрей. Но не это было причиной тревоги...
Угол комнаты занял огромный шкаф, такие делали в сороковых - пятидесятых годах, огромный, под самый потолок, на коротеньких тонких ножках. Упырь подошёл к нему - чувство опасности усилилось. Остановился. Подпрыгнул на месте. И тут же упал, скорчился на полу в жестоких судорогах, пряча обожённые глаза.
Икона. Мать её так, икона! Старого письма.
Лет триста ей, не меньше.
Он застонал, тяжело поднялся. Голова звенела от боли, вворачивающейся коловоротом в мозг. Кое-как разлепил правый глаз.
Медленно, подволакивая ноги, ссутулившись как старик - мгновенно потеряв свою нечеловеческую силу и ловкость, он потащился к окну. Его тошнило; кровь, сладкая, недавно выпитая кровь толчками ходила в желудке. Я - упырь?!
В двух шагах от окна желудок не выдержал, чёрная волна изверглась на пол. Жуткий, невыносимый кровяной дух. Он закричал. Позади раздались испуганные полусонные голоса. О, Боже! К тебе взываю!
Его снова вывернуло. Вид хлещущей из собственного рта чёрной массы привёл его в ужас. Я был слеп, боже. Я стал слугой диавола, упырём, убийцей... Прости, боже!
Неземной свет старой иконы бил в затылок, словно молот. Вперёд, подгоняло звериное начало, ещё чуть-чуть... А в глазах с сузившимися вертикальными зрачками стояли слёзы. Прости, боже! Ибо не ведал я, что творил! НЕ ВЕДАЛ.