– Какого черта вы мне помешали? – накинулась Ксения на дрожащую Бланш. – Кто вас просил?
– Вы чуть не убили человека! – лепетала та, прижимаясь к фотографу. – Вы… вы… Видели бы вы свое лицо!
Ощущая холодную, бессильную ярость и непреодолимое желание высказать этому безмозглому созданию все, что она о нем думает, Ксения убрала револьвер и поспешила к инвалиду. Голова у него была разбита, по лицу текла кровь, рука, судя по всему, была сломана. Он тихо стонал.
– Мсье Бросс? – спросила Ксения. – Вы Жак Бросс?
Раненый поднял голову.
– А вы кто, ангел? – пролепетал он. И вслед за этим потерял сознание.
К Ксении подошли Габриэль Форе и Бланш, а через несколько мгновений появился запыхавшийся Эрве.
– Что случилось? Я слышал выстрел! Кто стрелял?
– Она, – прошептала Бланш и расплакалась, уткнувшись лицом ему в грудь.
– Надо вызвать врача, – сказала Ксения, поворачиваясь к своим спутникам. – Это Жак Бросс, и его едва не убили.
– Кто? – спросил Форе. – Неужели… – он не договорил.
Ксения почувствовала, что только что наступила на какой-то скользкий металлический предмет. Наклонившись, она увидела, что на тротуаре лежит тюбик помады, и стала рыться в сумочке, выискивая платок. Как назло, он куда-то делся.
– Габриэль!
– Да, мадемуазель?
– У вас есть платок?
– Э-э…
– У меня есть, – вмешался Эрве, протягивая ей платок. – Вы что-то нашли?
– Тюбик с помадой, – отозвалась Ксения. – Спорим, что она окажется ярко-красного цвета?
Она осторожно открыла его, и остальные смогли убедиться, что Ксения права.
– Я не понимаю… – несмело начала Бланш.
Ксения поднялась на ноги.
– Вы глупое никчемное создание, – презрительно бросила она в лицо опешившей девушке. – Если бы вы не толкнули мою руку, я бы застрелила маньяка, и все было бы кончено. Но вам захотелось поиграть в героиню, и теперь все, кого убьет этот ненормальный, будут на вашей совести.
– Что она такое говорит? – простонала Бланш. – Эрве, что она такое говорит?
– Он не успел написать номер на стене? – деловито спросил Габриэль. – Сначала хотел убить Бросса, а потом написать номер, так?
– Вы видели его лицо? – вмешивается Эрве. – Сможете его описать?
Ксения качает головой.
– Мужчина как мужчина, ничего особенного… Все произошло слишком быстро. Если бы ваша сестра мне не помешала…
Бланш почувствовала, что совершила непоправимую ошибку, и ее никогда, никогда не простят, и что, наверное, она безвозвратно уронила себя во мнении Габриэля, и принялась рыдать так горько, что ее плечи ходили ходуном…
Два часа спустя Ксения, все еще клокочущая раздражением, рассказывала матери в их квартире с видом на Сену: