– Их имена, месье!
– Не помню. И не желаю вспоминать.
– Откуда взялось имя Габриэль Форе? Это ведь не простое совпадение, а?
– Вы чертовски проницательны, комиссар. Да, я позаимствовал это имя из песенки Лили.
– Потому что вы узнали, что вы ее сын? Ну же, месье, смелее!
– Ладно, комиссар, если вам хочется знать все, то вот вам правда. В приюте меня били смертным боем…
– Воспитатели?
– А? Нет, они были просто затюканные люди. Били меня мальчики, которые постарше и покрупнее. Когда меня вернули из приемной семьи, словно бракованный товар, стало только хуже. В конце концов мне все надоело, и я решил утопиться. Как это сделать, чтобы меня ненароком не спасли, я не знал и ходил по берегу, высматривая удобное место. Пока я блуждал там, настал вечер, и в каком-то доме заиграл патефон. И я услышал, как женский голос поет про маленького Габриэля, который заблудился в лесу, и ему плохо. Но голос пел, что все пройдет, он выберется из леса и все его страдания забудутся… Я прирос к месту. Я забыл про все… про то, зачем пришел сюда, потому что понял: эта песня – про меня. Никогда не надо отчаиваться. Поэтому я и взял имя Габриэль Форе. Габриэль, который выбрался из леса. И ведь она не лгала…
– Кто?
– Лили Понс. Я уже работал в газете, когда мне пришлось писать про очередное убийство… и делать фотографии, само собой. Короче, я прибыл на место и увидел труп парня, который больше всех измывался надо мной в приюте. Он связался со скверной компанией, и они его прикончили. Можете себе представить, что я тогда почувствовал…
Бюсси молча кивал, и лицо у него было такое доброе, что Габриэль невольно приготовился к худшему.
– Скажите-ка мне, месье Форе: у вас есть алиби на время убийства Эрнеста Ансельма?
– Чего? – Габриэль вытаращил глаза.
– Где вы были в то время, как его убивали в экспрессе Париж – Брюссель? Если у вас есть алиби, я больше не посмею вас задерживать.
– Да откуда я помню, где я был! – пожал плечами Габриэль. – Это же пятница была? Утром… утро вас не интересует, верно? Короче, я бегал по редакциям, заводил полезные знакомства, обедал… у баронессы я обедал или нет? Не помню… Нет, кажется, я был в бистро. Вечером, по-моему, тоже. Потом я вернулся в гостиницу…
– Во сколько?
– Да не помню я! Жизнь репортера – сплошная беготня, да еще в Париже…
– То есть алиби у вас нет?
Габриэль снял кепку, поскреб в затылке и сознался, что, очевидно, нет.
– Ладно, – сжалился над ним комиссар, – мы разберемся. Луи! Запри месье в отдельную камеру, чтобы ему не докучали…
– Бог благословит ваше доброе сердце, комиссар! – задорно прокричал Габриэль на прощание.