Сиеста в Сан-Эстабане закончилась, ставни были распахнуты, и несколько мирных посетителей сидели за столами возле кафе. Когда Джордж, сигналя, проезжал мимо, они кричали: «Hombre!» — и махали руками, потому что они все его знали, если и не по имени, то в лицо, ибо он был сумасшедшим англичанином в маленьком автомобиле с желтыми шинами, который разъезжал по острову в кепке яхтсмена и иногда писал книги.
Когда он на свободном ходу спустился по последнему ровному участку дороги, ведущей к Кала-Фуэрте, он немного поспорил сам с собой — заглянуть или нет к Рудольфо на стаканчик. В конечном счете решил, что не стоит. Несомненно, там он встретит друзей, пробудет дольше, чем намеревался, выпьет больше, чем ему надо. Он не доверял погоде, да и Перл будет голодна; поэтому он просто приветственно погудел в клаксон, проезжая через площадь, и помахал рукой всем, кто мог сидеть на террасе гостиницы «Кала-Фуэрте». Рудольфо не было видно, но один-два вздрогнувших посетителя помахали в ответ, и, испытав приятное чувство возвращения домой, Джордж начал насвистывать.
Он продолжал насвистывать, когда вошел в дом. Селина, все еще сидевшая на лестнице, услышала, как машина въехала на холм, потом спустилась с пригорка и остановилась, жутко заскрежетав древними тормозами, возле «Каза Барко». Она сидела не шевелясь, а белая кошка, огромная, тяжелая, спала у нее на коленях. Мотор затих, и только тогда она услышала свист. Дверца машины открылась и захлопнулась. Свист продолжался, становился громче. Дверь в «Каза Барко» распахнулась, и вошел мужчина.
В одной руке он нес корзину, в другой — картонную коробку, а в зубах — пачку газет. Он спиной закрыл дверь, поставил корзину на пол, вынул изо рта газеты и бросил их в корзину, а затем отнес коробку к столу возле печатной машинки и осторожно поставил ее. Она не могла видеть его лицо, потому что его скрывал козырек поношенной выцветшей морской кепки, но увидела, как он открыл крышку коробки и проверил содержимое, упакованное в бумагу. Удовлетворенный осмотром, он подхватил бинокль и исчез на террасе. Селина сидела тихо на своем месте, но кошка проснулась. Она погладила ее, частично от нервозности, частично потому, что не хотела, чтобы кошка двигалась. Через некоторое время он снова вернулся в дом, положил бинокль, снял кепку и бросил ее на стол. У него были темные волосы, очень густые, в которых едва начинала пробиваться седина. На нем были бледно-голубая рубашка, как у фермеров, вылинявшие хлопчатобумажные брюки цвета хаки, а на ногах покрытые пылью холщовые туфли. Продолжая насвистывать, он подошел и поднял корзину и отнес ее в камбуз, снова скрывшись от Селины. Она услышала, как он открывает и закрывает дверцу холодильника, послышался звук откупориваемой бутылки, звяканье стакана, шум наливаемой жидкости. Когда он опять появился, в руках у него был стакан с чем-то, похожим на содовую. Он снова вышел на террасу и позвал: «Перл!» Кошка стала вытягивать лапы. «Перл! Перли!» Он соблазнительно почмокал. Кошка замяукала. Он вернулся в дом. «Перл!»