— Почему ты меня не поцелуешь?
Джордж ответил:
— Я не должен целовать тебя; я не знаю, где ты была.
— Почему ты должен все оборачивать в шутку?
— Это мой британский защитный механизм.
Она взглянула на часы, ясно видимые при свете звезд:
— Час. Думаешь, она уже в Лондоне?
— Должна быть.
— Квинз-Гейт. Не совсем наш район, дорогой.
Он начал тихонько насвистывать мотив, который привязался к нему, сидел у него в голове весь вечер.
— Ты ведь не волнуешься о ней, правда?
— Нет, не волнуюсь. Хотя я должен был отвезти ее в аэропорт, а не отпускать с Пепе на этой швейной машинке на колесах, которую он называет автомобилем.
— Она не хотела, чтобы ты отвозил ее. Она бы обревелась, и вы бы оба чувствовали себя неловко. — Он ничего на это не ответил, и она засмеялась. — Ты как упрямый медведь, который не ловится на приманку.
— Я слишком пьян, чтобы ловиться.
— Поехали домой.
Он повел машину, продолжая насвистывать проклятый мотив. Когда они подъехали к «Каза Барко» и Джордж выключил двигатель и вылез из машины, Фрэнсис тоже вылезла. Как будто так и было решено, она вошла вместе с ним в холодный и темный дом, но он включил свет и автоматически пошел налить себе выпить, потому что без выпивки он умер бы или пошел бы спать и разрыдался, только будь он проклят, если совершит хоть что-то из этого, пока за ним наблюдает Фрэнсис.
Чувствуя себя как дома, она плюхнулась на его диван, задрав ноги на ручку, а ее курчавая голова устроилась на небесно-голубой подушке. Он неловко возился, наливая выпивку, уронил открывалку и рассыпал лед, а Фрэнсис сказала;
— Что за идиотскую мелодию ты насвистываешь. Ты ничего другого не знаешь?
— Я и эту-то не знаю.
— Ну, прекрати же.
У него гудела голова, всюду растекались лужи воды и тающего льда, а он не мог найти ничего, чем бы все это вытереть. Он взял выпивку и отнес ее туда, где лежала Фрэнсис, она взяла свой стакан, но все время не сводила с него глаз, а он сел на прикаминную полку спиной к незажженному камину, обхватив ладонями свой стакан.
Она спокойно произнесла:
— Знаешь, дорогой, ты ведь сердишься на меня.
— Сержусь?
— Конечно, сердишься.
— За что?
— За то, что я избавилась от твоей маленькой подружки. И за то, что в глубине души ты понимаешь, что должен был это сделать для себя. И сразу же.
— Я не мог купить билет без денег.
— Это, если ты позволишь мне так сказать, самая неубедительная отговорка из всех, которую любой мужчина нашел бы для себя.
Он посмотрел на свой стакан.
— Да, — наконец сказал он. — Может, и так.
Мелодия продолжала вертеться у него в голове.
Через некоторое время Фрэнсис сказала: