— Когда ты отправился разыскивать Пепе, а та малютка готовилась к отъезду, я немного покопалась у тебя в письменном столе. По-моему, ты не очень-то плодотворно работал.
— Не очень. Я не написал ни слова.
— Ты ответил дорогому мистеру Ратлэнду?
— Нет. Этого я тоже не сделал. Но, — добавил он с мстительной ноткой, — я проконсультировался у специалиста и услышал, что у меня период творческого застоя.
— Ну что ж, — произнесла Фрэнсис с некоторой долей удовлетворения, — по крайней мере, твоя вспыльчивая натура проявила себя. И раз уж ты снял свои белые перчатки, то и я могу это сделать. Видишь ли, дорогой, я думаю, что ты никогда не напишешь свою вторую книгу.
— Почему ты так уверена?
— Из-за тебя. Из-за того, какой ты есть. Сочинительство — это тяжкий труд, а ты — один из тех хрестоматийных, ни на что не годных англичан-эмигрантов, которые ничего не делают, просто у них это получается более изящно, чем у любой другой расы на земле. — Он воспринял эту сентенцию с внезапной вспышкой веселья, и Фрэнсис села прямо, поощряемая его реакцией, потому что не утратила своего таланта уметь смешить его. — Джордж, если ты не хочешь ехать в Малагар, если тебе не нравится коррида, тогда и я не хочу туда ехать. Но почему бы нам не уехать куда-нибудь вместе? Мы могли бы отправиться на «Эклипс» на Сардинию, или совершить сухопутное путешествие по Австралии, или… проехаться верхом на верблюде через пустыню Гоби…
— Сумки на переднем горбу.
— Ты опять все оборачиваешь в шутку. Я серьезно. Мы свободны, и у нас масса времени впереди. Зачем изматывать себя, корпя над машинкой? Осталось ли в мире хоть что-нибудь, о чем бы ты смог написать действительно прекрасно?
— Фрэнсис, я не знаю.
Она откинула голову на подушку, допила свой напиток и поставила пустой стакан на пол возле себя. Она лежала небрежно: соблазнительная, беспутная, пугающе знакомая.
— Я люблю тебя. Ты должен это знать, — прошептала Фрэнсис.
Казалось, не существовало причины, чтобы не заняться с ней любовью. Он поставил свой стакан и подсел к ней, обнял ее и поцеловал так, как будто хотел утопиться. Она издала негромкие довольные звуки и запустила пальцы в его волосы, и он оторвался от ее рта и потерся щекой о ее острый подбородок, чувствуя, как его щетина царапает ей кожу, и она уткнулась лицом в его плечо, а ее сильные руки тисками обхватили его шею.
Она спросила:
— Ты любишь меня? — но он не смог ответить, поэтому она спросила по-другому: — Я тебе нравлюсь? Ты хочешь меня?
Он убрал ее руки с шеи, высвободился и продолжал сидеть, держа ее за запястья, как будто они дрались.