— Верно. Пишите мне лучше по-немецки. О погоде на Адриатике. О живописи Сезанна. Главное — письмо от вас. Это значит — вы готовы драться. Еще один вопрос…
— Пожалуйста. — И Везич взглянул на часы.
— У вас же вылет в три, — сказал Абдулла, — еще масса времени.
— Профессор Мандич уже ушел на конспиративную квартиру? — спросил Везич, поняв, что его весь день «водили» по городу люди этого маленького, надменно спокойного человека.
— Я не зря спросил вас о сочувствующих. Нет, он еще не ушел. Теперь мы знаем, что он тоже под ударом, и скроем его… Вы сообщили моему другу о данных полковника Ваухника. Кто вам сказал о них?
— Генерал Миркович.
— Их два, Мирковича. Который именно? Боривое?
— Да.
— В связи с чем он сказал вам об этом?
— Он понял мое отчаяние.
— А вы не допускаете мысль, что он проверял вас? Может быть, он хотел понять вашу реакцию? Вы ему больше вопросов не задавали?
— Мы с вами в разведке, видимо, лет по десять служим, а?
Абдулла улыбнулся доброй, открытой улыбкой, и Везич заметил, какие красивые у него зубы, словно у американского киноактера Хэмфри Богарта.
— Это я как-то упустил, — тоже улыбаясь, согласился он.
— Я сейчас вернусь, — полувопросительно сказал Родыгин, поднимаясь.
— Да-да, — согласился Абдулла, — я жду вас.
— Куда он? — спросил Везич.
— Проверить, не смотрят ли за вами. На улице наши люди, они наблюдают за теми, кто появляется здесь. Загород, сразу ведь чужих заметишь…
— Вы остаетесь? — спросил Везич.
— Не понял: вы имеете в виду этот кабак или Загреб?
— Я имею в виду Югославию.
— Да, мы здесь остаемся, — ответил Абдулла.
— Идеализм — не ваша религия.
— Именно потому и остаемся здесь, полковник. Мы готовы к войне.
— И если бы я решил остаться…
— Мы бы помогли вам, — ответил Абдулла, — мы умеем помогать друзьям.
Абдулла нарушил правила конспирации. Он не имел права встречаться с Везичем. Но по своим каналам он узнал о той операции, которую проводил Штирлиц. Абдулла понимал, как важно сейчас Штирлицу иметь подтверждение удачи в работе с Везичем, и только поэтому пошел на то, чтобы нарушить правила конспирации — он был обязан вывести из-под удара товарища.
(Со Штирлицем он встречался трижды: два раза в Париже и один раз в Бургосе. В Париже Абдулла носил имя Мустафы, а в Бургосе был сеньором Ласалье, который ворочал крупными финансовыми операциями на брюссельской бирже.)
…Той же ночью, выслушав Родыгина, Штирлиц еще раз перечитал записку Везича и спрятал ее в карман.
— Значит, говорите, Ваухник… Вы, надеюсь, еще не послали шифровку с указанием точного дня нападения?
— Шифровка ушла час назад.