Светлана ушам не поверила! Такое весьма распространенное понятие, как ревность, казалось ей прежде особенностью только мужчин… влюбленных в нее мужчин. Она обожала возбуждать ревность, это была очаровательная игра… – но вдруг поняла на собственном опыте, что это вовсе не столь уж приятное чувство. Не так уж оно щекочет нервы. То есть, честно признаться, ревность – это просто омерзительное ощущение! И мучительное…
Самое ужасное, что Светлана вдруг отчетливо поняла, что тридцатилетнему Геннадию семнадцатилетняя Алина куда ближе по возрасту, чем сорокапятилетняя жена…
С ненавистью смотрела она на Алину и вдруг, мельком оглянувшись на Олега, уловила такое же выражение в его глазах, устремленных на Геннадия. И если Светлана чувствовала себя безнадежно старой по сравнению с Алиной, то Олег ощущал себя мальчишкой рядом со зрелым и интересным мужчиной, вдобавок – театральным режиссером!
Как будто можно быть слишком молодым… а если и можно, то так недолго, что есть смысл перетерпеть!
* * *
Надев джинсы и черную курточку, а также кроссовки – на Рождественке ведь дорожные работы, неведомо, через какие колдобины там придется пробираться! – Ася отправилась в путь, на всякий случай – учитывая, что там все же опасное, еще Горьким воспетое «дно», – оставив дома сумку и положив в карман только деньги на маршрутку, телефон и носовой платок, и даже ключ не берет, а прячет в одно потайное местечко на площадке, которое известно только ей и соседке Маше – она тоже оставляет там свой ключ иногда. Файл с распечаткой Ася свернула трубочкой и держала в руках.
Сначала она хотела пойти пешком, через Лыкову дамбу, но вспомнила, что на пересечении Зеленского съезда и улицы Добролюбова тоже какие-то дорожные работы начались на трамвайных путях, там в темноте вообще неизвестно, как пройти, а мотаться в поисках пути по загадочным закоулкам бывших Дятловых гор – нет, спасибо! Лучше и в самом деле на маршрутке две остановки проехать. Наконец Ася добралась до Нижневолжской набережной, прошла каким-то переулком, с трудом форсируя зыбучие пески, воцарившиеся на месте Рождественской, и принялась отыскивать Крутой съезд.
А это не так просто – тут черт ногу сломит!
Ася была тут не слишком давно, весной, но улица тогда имела вполне презентабельный вид. Лаборатория тогда заключила договор с местной епархией – вернее, епархия заключила договор с лабораторией – на проведение анализов крови у учениц женской духовной школы при Строгановской церкви. У будущих матушек, будущих жен приходских священников. Это были не монахини, а просто девушки, которые желали получить образование и воспитание не светское, а практическое и духовное. Они были одеты значительно скромней, чем обычные старшеклассницы, все в платочках, никаких брюк и тем паче джинсов, юбки только ниже колена… При виде их Ася вдруг вспомнила, как после смерти Виталика зачастила в церковь, и вот на Славянской, в Трехсвятительской церкви, куда она по неопытности зашла в брюках, неприветливые монашки, неодобрительно поджимая губы, надели на нее какой-то черный фартук и только после этого разрешили купить свечку и пройти в храм. Отчего-то этот черный фартук, напоминающий покров на гроб, Асю так поразил, что она немедленно начала рыдать и успокоилась, только когда сняла с себя эту штуку. Больше она, само собой разумеется, в церковь в брюках не ходила.