Поэма «Янъ Денборогъ» – одна изъ лучшихъ поэмъ Кондратовича съ изумительною вѣрностью и художествомъ рисуетъ бытъ шляхетской семьи, въ которой истинно-человѣческія чувства долго не могутъ высвободиться изъ-подъ твердой коры историческихъ предразсудковъ, гдѣ чувство собственной гордости тѣсно перемѣшано съ холопскимъ отношеніемъ къ панству и магнатству. Щляхта не могла бы существовать безъ покровительства магнатовъ точно такъ же, какъ эти послѣдніе были-бы немыслимы безъ вольнаго низкопоклонства шляхты. магнаты – не наши старые баре, которые ограничивались крѣпостными шутами; для нихъ необходима свободная подлость. А ниже этихъ тѣсно сбратавшихся свободныхъ сословій стоятъ позабытые исторіейй, забитые, задавленные хлопы.
Поэму «Янъ Денборогъ» можно, по справедливости, назвать философіей шляхты и магнатства. Мы ограничимся выдержкой изъ нея одного только мѣста.
Обѣднѣвшій шляхтичъ, полный воспоминаній о счастливой порѣ истинно шляхетской жизни золотаго вѣка, сѣтуетъ, что не можетъ дать сыну настоящее воспитаніе:
Вотъ наступили теперь времена!
Что ужъ за школа, – гдѣ нѣтъ іезуита?
Тамъ не наука, а глупость одна.
……
Ксендзъ іезуитъ въ наше время, бывало,
Вмѣстѣ съ латынью страхъ Божій вселялъ.
Мудрость благая зато процвѣтала
Нынѣ-жъ развратъ въ цѣломъ мірѣ насталъ.
……
Сына я отдалъ-бы въ ту же минуту;
Богъ только видитъ, что пусто въ казнѣ,
Бѣдностью путь прегражденъ къ институту,
Школы-жъ приходской не хочется мнѣ:
Вѣкъ не живали, вѣдь, мы помѣщански,
Даже, какъ помню я, въ дѣтскихъ годахъ
Насъ и пороли-то часто не пански:
На настоящихъ персидскихъ коврахъ.
Порка съ соблюденіемъ сословнаго гонора, доставляющая на старости лестныя воспоминанія! И это говоритъ не какой-либо шутъ гороховой, а прекрасный въ сущности великодушный человѣкѣ, въ которомъ только крѣпко укоренилась шляхетская рутина. Но продолжимъ разсказъ. Шляхтичъ приводитъ сына, героя поэмы – Яна Денборога, къ старому ксендзу – превосходному типу, о которомъ послѣ намъ придется еще сказать нѣсколько словъ – и проситъ его взять мальчика къ себѣ на воспитаніе.
Ксендзъ радушно соглашается; но предлагаетъ, однако, одно необходимое, по его воззрѣніямъ, условіе:
Два грѣха въ шляхетскихъ дѣтяхъ я порой встрѣчалъ:
Спѣсь и лѣность… у меня же здѣсь уставъ другой:
Мы ѣдимъ въ трудѣ усердномъ хлѣбъ насущный свой, —
Всѣ въ дому моемъ убогомъ сознавать должны,
Что всѣ люди въ Божьемъ мірѣ межь собой равны…
У меня и знатный шляхтичъ, и бѣднякъ простой —
Братья кровные и дѣти всѣ – семьи одной….
Всѣ мы въ мірѣ служимъ Богу, всѣ рабы ему —