Я сделал четыре осторожных шага и остановился. Вот оно. На пределе видимости громоздилась темная масса – сваленные в кучу зимние пальто и шапки, из-под которых выставлялся угол драного матраса в ржавых разводах. Идеальное логово для саблезубых пещерных зайцев. Не выпуская подозрительное место из виду, я подкатил ногой бутылку и пнул ее в сторону кучи. Точно попасть не удалось, бутылка улетела на добрый метр в сторону и с грохотом, показавшимся мне оглушительным, разбилась.
Стекло не успело осыпаться на пол, когда из-под вороха тряпок выметнулось маленькое существо с непропорционально большой головой и тощим сизым тельцем. Двигалось оно на четырех конечностях, каким-то странным скоком: башка на тонкой шейке нелепо мотается, слабые задние лапы чудом не заплетаются за более мускулистые передние, – но притом быстро и почти бесшумно. Лишь из разинутого рта вырывалось тонкое шипение.
В полуметре от меня тварь прыгнула. Так скачут жабы – с виду тяжело, однако далеко и точно. Целилась она не то в мой голый живот, не то пониже. Я ждал чего-то в этом роде и, когда она уже взмыла в воздух, прикрылся согнутой в колене ногой. Тварь врезалась в подошву башмака, мгновенно вцепилась в нее всеми конечностями. Я не стал ждать, что она предпримет дальше, и опустил ногу. Было огромное желание топнуть изо всех сил, размазать маленькую мерзость по полу, растереть в пюре, но я сдержался.
Тварь скребла когтистыми пальчиками по жесткой коже башмака. В широко разинутой пасти виднелось всего два зуба. Как по заказу на манер заячьих – впереди сверху. Башка, однако, была почти человечья, и почти человечьими были пятипалые ручки и ножки с маленькими ступнями. Уродливое личико наглядно демонстрировало, что получается, когда упырем становится полугодовалый ребенок. Заражение, судя по всему, началось недавно, недели две-три назад. На голове еще оставались мягкие волосы, губы не окончательно усохли до узких и жестких кожистых валиков, нос и уши едва начали терять форму. Больше всего изменения коснулись кожи и глаз. Упыренок смотрел на меня абсолютно черными, слабо фосфоресцирующими зенками без белков.
Я смачно, от всей души выругался. Можно понять высших кровососов, когда они натравливают «солдат» на взрослых людей, чтоб пополнить ряды слуг. Можно понять даже новообращенных упырей, которые частенько возвращаются домой и кусают близких, вообразив загнивающим мозгом, что даруют им фантастическое здоровье и почти бессмертие. Но понять тварь, которая превратила в чудовище младенца, – невозможно.
– Почему эти суки просто не убили тебя? – сказал я и двинул ногу, под которой корчился маленький уродец, вперед. Его тощая спина пробороздила по камню, наверняка очень болезненно, но он не завопил. Шипел, как и прежде, да скоблил башмак твердыми коготками. Я оперся на пятку (она оказалась между хиленьких ножек) и прыжком переставил вторую ногу. Куча тряпья оказалась на полшага ближе.