Джесс твердила себе: для нее не имеет значения, влюблен ли в кого-то Цезарио или нет. В рамках их брака, который почти официально был признан как чисто практический, ей не нужны подобные переживания.
В конце концов, почему она должна страдать, если в его сердце другая женщина?
На этом вопросе усталость наконец одолела Джесс, и она погрузилась в глубокий сон без сновидений…
Головная боль становилась все сильнее. Цезарио принял лекарство, но оно пока не действовало. Больше всего ему хотелось выпить, но алкоголь плохо сочетался с обезболивающими. Он помассировал голову, чтобы расслабить напряженные мышцы шеи и подавить неприятные мысли. Его предупреждали насчет головных болей, так что для него теперь это почти что норма…
Цезарио знал, что подумала о нем Джесс: бесчувственная скотина. Но разве он мог сказать ей правду? Ему не хотелось причинять ей боль. Но почему он не подумал об этом раньше? Прежде чем жениться на ней? Неужели он настолько близорук и эгоистичен, что ему и в голову не пришло, какое зло может причинить? Наверное…
Но ведь их брак был деловым соглашением. Его жена, может, хрупка и уязвима, но не стоит забывать: он заплатил хорошую цену, простив потерю своей картины. Ну и пока Джесс не забеременеет, ему хотелось, чтобы она получала удовольствие в постели. И сцену соблазнения, которую Цезарио невольно раз за разом прокручивал в своей голове, можно объяснить самым обыкновенным здравым смыслом.
«Вот так!» — сказал он себе и… напился. И до самого рассвета пролежал без сна.
Утром Джесс проснулась от тихого позвякивания фарфора. Прямо в постель ей подали завтрак — на подносе с льняной салфеткой и розой в вазочке. «Так можно и совсем разбаловаться», — подумала она, отводя с лица волосы и сонно улыбаясь щебечущей на ломаном английском горничной.
Горничная открыла балконные двери, впуская в комнату поток прохладного утреннего воздуха и солнечного света. Неожиданно Джесс почувствовала, как сильно проголодалась. Она съела все, что было на подносе, — фрукты, рогалики, выпила кофе и сок.
Через полчаса, в белых шортах и зеленой майке, с падающими на плечи тяжелыми кудрями, она спустилась вниз. Дверь во двор была открыта, и вся собачья ватага с радостным лаем бросилась ей навстречу. Вернее, почти вся… Не было только Уида. Услышав звук шагов, Джесс обернулась. В дверях стоял Цезарио. Рядом с ним, словно тень, маячил Уид.
На мгновение она замерла, стараясь не смотреть на Цезарио во все глаза. На нем были тонкие льняные брюки и кремовая рубашка. Проступившая синеватая щетина на подбородке и чуть взлохмаченные волосы придавали ему дополнительный шарм, подчеркивая его сексуальность.