Илона Муравскене. Карлсоны г. Вильнюс, Литва
Ветер.
Пронизывающий насквозь, бьющий прямо в спину. Подхватывает легко, несет вместе с песком и пылью, с охапкой листьев, с дождем – в небо!
Упираюсь руками и ногами, пальцы тонут в перине сизых облаков, нависших над морем.
Отчаянный крик морских чаек.
Ветер.
Волны смывают с палубы людей-невидимок.
Окатывают песчаные замки на берегу, слизывают все следы.
И я вижу, как огромное небо опускается в море. Морщится, как от боли, закусывает губу – тоненькой струей – кровавый зигзаг молнии.
Ныряю в шипящие волны, упираюсь в дно – хожу, брожу – наконец-то сворачиваюсь калачиком.
Текучий камень Пангеи.
Ноги и руки – сплошной клубок. Я почти не чувствую, как кто-то приподнимает мокрую рубашку и снимает пропеллер. Отрывает почти с мясом, смеется прямо на ухо, толкает в спину, дышит в затылок.
Солнце.
Желтый воздушный шарик лопнул, и в руках только обжигающие лохмотья.
* * *
Потому что когда-нибудь обязательно наступит утро.
Раздавит город солнечным светом, просочится под кожу, проскользнет по венам, коснется сердца. Выпрыгнет, пройдется по подоконнику, усядется потом, свесив ноги, закурит, небрежно попросит кофе.
А я побегу ставить чайник, расставлять чашки, нарезать пирог.
Утро.
Когда ожидание становится ломкой и при ходьбе я отчаянно тяну левую ногу, ищу взглядом скамейку, чтобы, наконец, сесть, перевести дыхание, погладить ноющую лодыжку.
Утро.
Сжать отяжелевшую голову обеими руками. Как в кольцо, растереть виски, порыться в сумочке и выудить из косметички очередную обезболивающую дозу. Вжаться в скамейку, поджать под себя ноги, окаменеть хотя бы на мгновение.
Ждать ветра.
И просидеть весь рассвет. Пока боль не отступит. Пока не расслабит хватку, не отползет, не спрячет щупальца.
Пока город не прозвенит за спиной, с шумом открывая створки окон.
Пока утро не начнется с пустоты. Пока не раздавит город солнечным светом, пока снова не просочится под кожу, пока опять не проскользнет по венам.
Пока не почувствую, как за спиной, между лопаток тихо зашелестят крылья пропеллера.
* * *
А потом увижу, как Он нелепо взмахнет руками, ударится о капот и скатится на пожелтевшую траву у колес.
А я опять загляну в его еще удивленные (живые), глаза, отброшу в сторону его старую ковбойскую шляпу, перевяжу шнурки на своих тяжелых армейских (почти) ботинках и, взвалив на плечи кособокий рюкзак, неторопливо пойду к трассе.
Из-за поворота вынырнет грязно-белый « Опель», я подниму руку, и он весело тормознет у самых ног. Водитель в бейсболке распахнет передо мной дверцы и я, юркнув в салон, наконец-то выдохну: