Всё по-другому стало: и дом – не дом,
ждут меня больше там, где меня не ждут…
Всё изменилось: милости божьей нет
с той стороны, где жажда по ней сильна.
Как же мне ясно снится ночами дед!
Как же я мало им наяву жила…
Холодно, мама, холодно, хо-лод-но…
Зябко-то как, согреться бы, осмелеть.
Страшно-то как бороться со мглой одной,
и заблудиться – страшно и заболеть,
и оступиться… мыслимо ли: след в след
долго идти – не выйдет: хоть стой, хоть плачь.
С той стороны, где милости божьей нет,
каждый себе – и плакальщик
и палач.
Пресс-папье в виде рыбки…
Пресс-папье в виде рыбки и… шёлковый абажур…
Трубка падает навзничь на свеженький ламинат –
Надеваю шузЫ и в прошлое ухожу,
Где я рада тому, кто мне обоюдно – рад.
Напролом, сквозь лекарственный запах и едкий дым
Жженых пятниц и сред, разгоняя руками ос.
Чумовая реальность врёт. И грызут кроты
В черноземье тугие корни цветущих роз.
И я вроде как здесь жила уже и была,
Но не те занавески на окнах не тех домов
Улиц тех же… Как больно близкое забывать,
Если ты на такие подвиги не готов…
Я не знаю, который час, но почти бегу
(мне опаздывать доводилось, теперь – ни-ни!)
Из машины грохочут «Яблоки на снегу»,
Променявшие так легко на цифрУ – винил…
Жду трамвая (ну вот же рельсы!) – мне до Лесной.
Ан не ходит трамвай, откушайте сэляви!
Рельсы – есть, а трамвай не ходит, такой-сякой,
Так что коли есть бабки – действуй, такси лови,
И поймаю – мне очень нужно туда успеть,
Где я рада тому, кто мне обоюдно – рад.
Так как лучше всю жизнь о сделанном сожалеть,
Чем жалеть о несделанном тысячу лет подряд.
Клавдия Смирягина-Дмитриева. И это всё о ней… г. Санкт-Петербург, Россия
Стрельчиха
Стрельчиха караулила зарю, синицею застыв оцепенелой: ей утром обещали выдать тело, подвешенное в пыточной на крюк, обрубленное катом неумелым и брошенное сверх сырых дерюг.
Соколик, разве был он виноват? Опутали царевнины посулы,она их, горемышных, всколыхнула…
Мол, каждый будет волен и богат. Да дух стрелецкий требовал разгула… Вот сдуру и ударили в набат.
Детишки на подворье у кумы. Наплакались, меньшому только годик, одела впопыхах не по погоде. Куда податься, кто возьмёт внаймы? Всё сгинуло, беда одна не ходит. Увидим ли теперь конец зимы?
Стрельчиха караулила зарю. Но кровью напоённое светило, упавшее за кромку, как в могилу упившийся до чёртиков бирюк, на небе появляться не спешило – оно давало выспаться царю.
А царь не спал. Зарывшись с головой в лавандовую немкину перину, всё видел и не мог прогнать картину: Матвеева на копьях над толпой, за матушку убитого невинно, раззявленные рты, да бабий вой.