— Спасибо, голова болеть перестала.
— Идемте ко мне. Я заказал старухе кисло-сладкий рисовый суп с мясом.
Заман уступил уговорам. Комната Сопахуна была такая же тесная, как у Замана, и сырая.
— Садитесь ближе к столу, — пригласил Сопахун, он принес две глиняные чашки с супом.
— Вкусно, — похвалил Заман. — Старушка такая же мастерица готовить, как моя мама.
— Что может сравниться с едой, приготовленной материнскими руками? — вздохнул Сопахун. В его словах слышалась тоска, и Заман вздохнул. Но чтобы не растравлять Сопахуна, повернул разговор: — Какие новости?
— Похоже, что пока остановимся здесь. Махмут Шевкет уехал в Хотан.
— Вот как? — удивился Заман. — А зачем?
— Чего не знаю, того не знаю. Горячего примешь — вспотеешь и остынешь.
— Как меня оттерли в сторону, так и я ничего не знаю, что у нас делается, — раздраженно произнес Заман. — А вы все-таки постоянный спутник хаджи-ата и имеете отношение к тому, что они замышляют.
— Все еще не ясно, куда двинемся, где встанем. Ясно только: у хаджи-ата голова пошла кругом.
— Конечно, такой разгром…
— Да. И все беды от раздоров и пакостей. Не вмешайся недавно мы с Моллахуном, и вас бы…
— Знаю. Изуверы вроде Хатипахуна тревожатся, что я материалист-безбожник. Если б я достиг этого — чего еще желать! Не боюсь злобных доносчиков, страшно, что все наши усилия впустую, милый Сопахун!
— И я не знаю, какой будет исход. До последнего времени следовал за старшими, верил в них…
Заману нравилось, что Сопахун говорит о себе без утайки. Прямодушный кумульский парень принял Ходжанияза за «духовного отца» и поверил — тот ведет по пути справедливости. Сопахун взял в руки оружие с самых первых дней кумульского восстания и был убежден, что борьба Ходжанияза против угнетателей принесет народу освобождение. Но в чем будет это освобождение, как оно осуществится, об этом он не задумывался. По представлениям Сопахуна, достаточно уничтожить китайскую тиранию — и делу конец. Однако мало-помалу, погружаясь в водоворот событий, он начал понимать: путь до эпохи свободы не близок и усеян острыми колючками. У него открылись глаза и на то, что «духовный отец» Ходжанияз, которому он предан, оказался неспособным преодолеть преграды, и теперь Сопахун придирчиво пересматривал и действия Ходжанияза, и свое собственное прошлое.
— Выходит, мы уже не скрываем, что мы в тупике? — спросил Заман.
— Скрыли бы, да отовсюду выпирает.
— Поднимать народ на неорганизованную «революцию», без руководящей и направляющей партии, — преступление, — повторил Заман завещание Пазыла. — Вот потому-то мы ничего не добились. По этой причине мы привели народ не к свободе, а к пропасти, к угрозе еще большего угнетения, обрекли на напрасную резню!..