Бах! – что-то шибануло в спину, бок обожгло огнем, и меня швырнуло в снег. Успев сгруппироваться, я кувыркнулся через голову, вскочил на ноги и вильнул в сторону.
Клац! – впереди взметнулся фонтанчик снега, а через долю мгновения докатился приглушенный снегом звук выстрела.
Мимо!
До постамента – десять метров. Проскальзывая на раскисшем газоне, я взбежал на небольшой пригорок, пригнулся… и резкий толчок промеж лопаток сдернул меня с полуметрового бордюра. Скорчившись на снегу, я скрипнул зубами от раздиравшей правый бок боли, завел руку за спину, и пальцы сразу наткнулись на теплую липкую жидкость. Посмотрел – кровь.
Подстрелили, суки. Но кто?
Впрочем, неважно. Важно другое – если останусь лежать за бордюром, обойдут и прикончат с безопасного расстояния.
Сам бы так поступил. И, значит, надо уносить отсюда ноги.
Вытащив из аптечки шприц с обезболивающим, я воткнул иглу неподалеку от раны и до упора утопил поршень. А потом какое-то время просто глотал падавшие на разгоряченное лицо снежинки, дожидаясь, пока утихнет пульсирующая в боку боль.
И боль утихла. А вот кровь горячей струйкой так и продолжила бежать по коже, пропитывая футболку и джинсы, и пришлось запихнуть под одежду индивидуальный пакет.
Чтоб вас всех!
Выругавшись, я приподнял голову, огляделся и понял, что ситуация даже хуже, чем представлялось поначалу.
Побегу к выходу из свертка – словлю пулю. Останусь лежать, исход будет ровно тем же самым. Либо подстрелят, либо от кровопотери загнусь.
И что остается? Хоть что-то да остается ведь?
Остается – ага…
Спасший меня бордюр особых возможностей для маневра не оставлял. С одной стороны памятника он резко обрывался уже метрах в десяти; в противоположном направлении хоть и тянулся дальше, но там его высота постепенно шла на убыль, и под конец пришлось бы пробираться ползком.
Ладно, снегопад усиливается – может, и получится незамеченным из зоны обстрела выбраться.
Осторожно перевалившись на живот, я не без труда поднялся на четвереньки, подтянул к себе дробовик и немедленно уткнулся лбом в снег, когда с новой силой вгрызлась в потроха колючая боль. Судорожно всхлипнул, через силу переставил одну руку, затем другую и понемногу, потихоньку начал под прикрытием бордюра перебираться к видневшимся неподалеку трамвайным вагонам.
Оставляя за собой кровавый след, я кое-как преодолел метров тридцать, дальше пришлось лечь на мокрый снег и ползти. И сразу стало темно. Темно, темно, темно – лишь ослепительные лучи прожекторов вспыхивали синхронно с рвавшей бок болью.
Темень – холод – забытье. Свет – боль – забытье.