Близ берега заслоняла его от немцев цистерна, и они пока молчали. Остальной путь до хода сообщения лежал под огнем, было непонятно, как рассчитывал Андрей одолеть опасный участок. Знобко делалось, стоило представить, какая там начнется пальба.
Пулеметчики, однако, все предусмотрели: раздобыли где-то длинную доску и спроворили «тротуар», которого как раз хватило на простреливаемую зону. Приблизившись к доске, Андрей поставил на нее один из котелков, обвязал заранее протянутой из хода сообщения бечевкой; Санек стал потихоньку подтаскивать наполненную водой посудину.
Трава здесь росла хотя и редкая, но достаточно высокая. Вроде можно бы надеяться, что немчуре не углядеть котелка. Увы, едва он достиг полосы обзора, ударили одиночные выстрелы, а вслед – и пулеметная очередь. Бинокли у них добрые были!
Первый котелок оказался везучим, пули миновали его. Зато второму досталось. Санек подтянул к ходу сообщения лишь искромсанный кусок алюминия.
Последним котелком Андрей рисковать не стал – подхватил и, стремительно петляя, одолел опасные метры.
Никому из нас не требовалось объяснять: ребята добывали воду, чтобы залить в пулемет. И все-таки, когда они двинулись по ходу сообщения к своему окопу, донесся осипший от жажды голос:
– Эй, Скипидарчик, пить не пробовал?
За Андрея подал голос Санек:
– Да тут для пулемета еле-еле.
– Дурень, не воды прошу… Эй, Андрюха, пить-то не пробовал?
Андрей, не сбавляя шага, полуобернулся, мотнул неопределенно головой; это можно было истолковать как «Нет, не пробовал», а можно было и как «Повремените, расскажу!» Оправдалось второе: протрусив к своему окопчику и сцедив принесенную воду в кожух пулемета, солдат сообщил нам:
– Не вода, а настоящая бурда! – в осевшем от пережитого напряжения голосе прозвучало что-то подобное извинению. – Коричневая прямо почему-то.
– От крови, поди? – предположил Фанька. – От крови, от падали?
– Не знаю… И волосья какие-то плавают, перья птичьи. Другое всякое…
Андрей помолчал, потом снял пилотку – бросилось в глаза, что она у него словно бы подмочена,- повертел в руках.
– Я вообще-то не удержался: через нее вот процедил, да и…
Не берусь сказать обо всех, у меня эти слова вызвали мучительные спазмы в горле, столь явственно ощутил во рту струю освежающей влаги. Пилотка – вот «луч света в темном царстве»! Андрей еще раз подтвердил древнюю истину: все гениальное просто.
Я приподнял каску и стянул из-под нее с головы матерчатый «пирожок». Снова он имел сочный серовато-зеленый цвет, но за лето выгорел на солнце, насквозь пропитался потом, а изнутри залоснился.