Очередной «полковник» знал, что в течение недели обязан любыми путями – через сестер, через нянечек, через шефов ли – раздобыть, какую ни на есть, баночку-скляночку взамен разбитой. Такое неписаное правило затвердилось во взаимоотношениях с медсестрой зубоврачебного кабинета.
Время от времени по инициативе Александра Павловича устраивались, как он именовал их, вселенские турниры. С участием шахматистов из числа всего госпитального народонаселения. Причем не только так называемых ходячих. Те, кто находился на «горизонтальном режиме», скрещивали шпаги с помощью записочек – добровольных курьеров было хоть отбавляй.
Первое место всякий раз забирал с внушительным счетом Игорь. Доктор довольствовался вторым, а то и третьим. И не сетовал.
Еще бы сетовать: второе и третье места не облагались данью, обязательной для всех остальных. Тут следует пояснить, что по установившейся традиции первый призер получал право требовать от участников либо расстараться для него в смысле книжной новинки, либо написать в стенгазету стихотворение на заданную тему, либо спеть на очередном вечере самодеятельности.
В однообразной госпитальной жизни турниры воспринимались как маленькие праздники. Вроде и раны не так мозжили. А старик – тот вообще преображался: усы топорщились, молодцеватая походка становилась прямо-таки юношеской.
В обычное время он приходил играть, захватив самые обыкновенные шахматы – госпитальный культинвентарь. На турнирные партии приносил с собой фигурки из слоновой кости, уложенные в голубой фланелевый «патронташ»: для каждой – свое гнездышко.
Причем белое войско здесь имело полный состав, в черном же не хватало двух солдат, в гнездах лежало по камушку.
– Пешки еще в работе, – нехотя пояснил доктор, когда я обратил внимание на недостачу. – И доска… Доску тоже делают.
В самом деле, потрепанная картонка, хранившаяся в зубоврачебном кабинете, никоим образом не соответствовала фигурам.
Праздничные шахматы Александра Павловича не могли никого оставить равнодушным. Игорь, что называется, зарился на них и как-то раз даже предложил:
– Решайтесь, Сан-Палыч, пока я не выписался: дам домой телеграмму, и через неделю штучный «Зауэр» будет вашим. Стволы – как зеркало, бой исключительной кучности, для такого охотника, как вы, – верх мечтаний!
– Верю, деточка, – отвечал тот,- однако нет на земле сокровища, на которое согласился бы их променять.
Тон не оставлял сомнений: старик не расстанется с этой, видимо, дорогой ему вещью ни при каких обстоятельствах.
Между тем, как ни черепашилось госпитальное время, пришел день, когда нас с Игорем вызволили из гипсового плена. Нам разрешили садиться и, более того, ненадолго опускать ноги на пол, чтобы постепенно приучить их к давлению крови,