– Одно за другим…
– И никаких эмоций и комментариев! Это мне положено комментировать, а от вас требуется голая суть.
– Суть…
Он ждал, не будет ли еще каких пожеланий, но следователь молчал, приготовившись, как видно, услышать эту самую суть, и Похламков, спохватившись, поспешил заверить:
– Я постараюсь!
– Постарайтесь. В ваших же интересах. Итак, ab origine.
«Что ты мне свою ученость показываешь, сухарь чертов! – чертыхнулся про себя Похламков. – У такого одна забота – как бы задурить человеку голову».
Так подумал, а вслух, само собой, сказал совсем другое:
– Простите, не расслышал в конце…
– Давайте, говорю, как вы и хотели, ab origine. То есть с самого начала.
Похламков покивал, завел глаза под лоб.
– Считаю, начать надо с утра…
Утро выдалось из рядовых рядовое. Похламков, как всегда, пришел в мастерскую минут за двадцать до открытия, подождал у порога, пока Феня домоет полы и кинет ему под ноги дымящуюся тряпку, потоптался на ней, затем, не надевая халата, сел в кресло, оглядел в зеркале проступившую за ночь седину на щеках и потребовал не оборачиваясь:
– Прибор.
И услышал, тоже как всегда, недовольное:
– Обождите вы, Иван Федорович: рук ополоснуть не успела – ему прибор!
Тут подошел Валька, начал, по своему обыкновению, паясничать:
– Как ты с начальством разговариваешь, Федосья! Товарищ заведующий мастерской просят подать приборчик, а ты…
– Кончай, Валька, язык шлифовать! – остановил Похламков. – Иди лучше, побрей меня.
– Это мы – раз и два, вот только вывесочку пристрою.
Именно па этом этапе в обычный ход событии и вклинилась необычность, вокруг которой после все и нагромоздилось.
– Какая еще вывесочка тебе потребовалась? – удивился Похламков. – У нас над входом все расписано.
– Там общая, а я над личной хлопочу.
Парикмахерская у них на два кресла: одно возле окна, второе, Валькино, в глубине комнаты, у задней стены. К этой стене он и прикрепил свою «вывесочку» – оправленную в дюраль стеклянную дощечку с красными буквами:
ВАС ОБСЛУЖИВАЕТ МАСТЕР, БОРЮЩИЙСЯ ЗА ЗВАНИЕ УДАРНИКА КОММУНИСТИЧЕСКОГО ТРУДА
– А? – произнес Валька хвастливо, усаживаясь в кресло и проверяя, как будет читаться отсюда. – На полбанки! художнику пришлось отдать.
– Всего и только? – удивилась Феня, ставя перед Похламковым прибор для бритья. – Так это и делается просто-запросто?
– Ну, не совсем так просто, – возразил Валька. – Сначала в наш местком заявление написал, что хочу бороться, а потом уже…
– И чего вдруг надумал?
– Так куда не придешь, везде… Или мы хуже людей?
Достал из шкафа салфетку, повязал вокруг шеи Похламкову, принялся намыливать ему лицо. Похламков, пузыря на губах пену, проговорил с ухмылкой: