– Правильно!
Он сел к столу, быстро набросал текст.
– Ну вот… С типографией только у нас трудности. Печатаем урывками, по ночам. Нилашисты плакатами своими засыпали, все бегают, проверяют, нельзя ведь у них на глазах… Ладно, на днях исправим дело. Тут Комочин кое-что придумал.
– Что?
– Сам тебе расскажет. Слушай, взрывчатка еще осталась?
– На три таких эшелона.
– А шнур?
– Шнур больше не проблема. Сколько нужно, столько сделаем. Взрывчатку доставайте.
– Взрывчатка будет.
– Тогда – шпарь лысого кипятком! – не удержался я от соблазна щегольнуть мудреным речевым оборотом.
Белачбачи усмехнулся:
– Черный?
– Он. – И признался честно: – Но какой такой лысый и почему его обязательно надо шпарить кипятком, так и не знаю.
– А ты у детишек спроси – это же народная сказка… Жил-был маленький умный поросенок. Однажды зимой к нему притащился большой, старый и хитрый волк. «Пусти меня, поросеночек, я замерз весь». Поросеночек отвечает: «Не пущу, ты меня съешь». Тогда волк взмолился: «Замерзну я, пусти хотя бы одну мою переднюю лапу». Уговорил, наконец. Пустил поросеночек его переднюю лапу. Потом волк запричитал, что ему тяжко и горько, что другая его лапа тоже в дом хочет. Поросеночек пустил и вторую, но тайком поставил на огонь жбан с водой греть. Потом пустил третью лапу, потом четвертую, а когда волк прыгнул, чтобы его сожрать, стал обливать его кипятком и приговаривать при этом: «Шпарь лысого кипятком! Шпарь лысого кипятком»… Мы тут недавно по этой сказке даже листовку сочинили. Ведь, понимаешь, ситуация до чего похожая! Немецкие фашисты сначала к нам одну лапу засунули, другую, потом совсем в наш дом забрались. Только мы оказались глупее поросеночка, кипятка загодя не приготовили. Хоть теперь ошпарить, чтобы напоследок шерсть облезла!.. А сами они смогут, как ты считаешь? – спросил он неожиданно, без всякого перехода.
– Как сами? – не понял я. – Разве я от чего-нибудь отказываюсь?
– Ты нам для другого нужен.
– Для чего, интересно?
– Вот придет Комочин, тогда узнаешь, – уклонился Бела-бачи от ответа.
Комочин появился после обеда. Я бросился ему навстречу.
– Товарищ капитан!
– Саша!
Мы обнялись. Потом он легонько отстранил меня, и мне стало стыдно своего порыва. Как маленький! Подумаешь, не виделись четыре дня.
Я нахмурился, сморщил лоб.
– Шикарный офицер! – он разглядывал меня, улыбаясь. – Предсказываю вам отличную карьеру. Только когда у вас будет денщик, заставьте его хорошенько драить вам сапоги. Солнце на голенищах – первый признак успеха и благополучия.
– Денщик?
Только сейчас я разглядел Комочина как следует и поразился. Он – и не он! Дело было не в венгерской офицерской форме, которая, впрочем, сидела на нем чуть мешковато, как и советская; штатский костюм, даже такой старенький, как Фазекаша, подходил ему куда больше. Просто лицо Комочина изменилось. Но чем? Волосы такие же черные, как и прежде, брови тоже. Только теперь они стали тусклее, словно их прихватило пылью. Еще виски скошены – он носил прямые. Густые брови сверху подбриты – чуть-чуть, но уже нет прежней мрачности.