– Мне не хочется, чтобы ты им улыбалась.
– А мне? Я их ненавижу. А вот улыбаюсь. И даже целую…- Она смотрела на меня с дерзким вызовом. – Целую – слышишь?.. Что ты молчишь? Говори, кто я такая. Я знаю, что ты думаешь.
Я сжал ее пальцы. Так, что они побелели. Она закусила губу, не отводя от меня взгляда.
– Ты… ты… Мне жалко тебя, Аги. Так жалко…
Глаза ее влажно блеснули.
– Ты мне делаешь больно.
Я отпустил пальцы. Она отвернулась. Мне показалось, она плачет. Но она сказала почти весело:
– Смотри, какой симпатичный домик! Ты бы хотел жить в таком?
Я посмотрел на противоположную сторону улицы. Домик, как домик. Крыша с флюгером, сбоку крытая маленькая галерея.
Сердце у меня сжималось от сострадания к ней. Она не хотела, чтобы я видел ее слезы.
Снова церквушка – в городе их не перечесть. Только не такая угрюмая, как другие. Белая, недавно покрашенная, крыша тоже новая, из черепицы. Словно кокетливая девушка в белом платье и красной остроконечной шляпке.
– Давай зайдем, – сказала Аги.
– Зачем?
– Ну, зайдем…
Внутри еще стояли леса из металлических труб, перечеркивая цветную мозаику высоких окон. Пестрые цементные плиты пола были заляпаны известкой.
К нам подошел служитель в белом фартуке поверх пальто: в церквушке было прохладно.
– Жертвуйте на окончание ремонта обители божьей.
Он протянул металлическую кружку для пожертвований, похожую на солдатский котелок.
Я бросил в отверстие несколько мелких тусклых алюминиевых монет. Они негромко звякнули.
«Ремонт обители божьей»… Звучало комично. Словно предстоял ремонт небес – ведь именно там, по представлению верующих, должен был обитать боженька.
Аги села на скамью, предварительно смахнув с нее белую пыль. Кроме нас двоих в церквушке, казалось, никого нет.
Я осмотрелся. Сбоку, рядом с нами, между двумя деревянными колоннами, висела картина, изображавшая божью матерь с сытым веселым лицом и хитро прищуренными глазами. Перед ней, на алтаре, горело несколько тонких восковых свечей. А кругом: на стене, на колоннах, на нижней части алтаря – были развешаны разных размеров мраморные дощечки, большей частью маленькие, с открытку, с выбитыми в камне и покрытыми позолотой трогательно-наивными надписями.
«Будь с ним, святая дева!» – прочитал я на одной из дощечек.
Вероятно, мать молит за сына, отправленного на фронт.
А рядом висит точно такая же дощечка, но уже с другой надписью: «Воля твоя, о матерь божья!»
Все-таки не помогло!
Были и другие надписи: «За спасение от смерти», «Спасибо тебе, святая Мария», «Будь и дальше с нами». Но больше скорбных, исполненных печали и покорности.