Я дрался в СС и Вермахте (Авторов) - страница 79

 —  Какие разговоры шли между пленными?

 —  Разговоры между солдатами на родине шли только на тему женщин, но в плену тема № 1 была еда. Я хорошо помню одну беседу. Один товарищ сказал, что после обеда он мог бы кушать еще три раза, тогда его сосед схватил свой деревянный костыль и хотел его побить, потому что, по его мнению, можно было бы есть не три, а десять раз.

 —  Среди вас были офицеры или были только солдаты?

 —  Офицеров не было.

В середине лета почти все снова были здоровы, раны залечены, никто не умер. И даже те, кто поправился раньше, все равно оставались в лазарете. В конце августа пришел приказ о переводе в трудовой лагерь сначала в Москву, а оттуда в район Уфы на Урале. После почти райского времени в лазарете я понял, что совсем отвык от физической работы. Но расставание стало еще тяжелее и оттого, что ко мне здесь относились дружелюбно и милосердно. В 1949 году, проведя почти восемь лет в плену, я вернулся домой.

Диршка Клаус-Александр

(Derschka, Klaus Alexander)

Синхронный перевод — Анастасия Пупынина
Перевод записи — Валентин Селезнев

 —  Меня зовут Клаус-Александр Диршка, родился 2 июля 1924 года в Клаусберге в Верхней Силезии, сегодня занятой Польшей. Перед войной я учился в школе. А в 17 с половиной лет я пошел в армию добровольцем.

 —  Почему вы пошли на войну добровольцем?

 —  Чтобы защитить мою родину. Кроме того, я должен был еще полгода учиться в школе, а так я мог уже в нее больше не ходить. Я был в Гитлерюгенде, нас воспитывали в том духе, что молодым везде у нас дорога, а в армии есть масса возможностей. Потом, солдатом, я думал, что я идиот, мог еще полгода прожить дома, «как бог во Франции». Правда, через полгода меня все равно бы забрали.

Обучение проходил во Франции, в городе Метц. Восьмая пехотная дивизия стояла у Канала, готовилась к высадке в Англию. Мы тренировались в посадке на корабль и высадке. Я учился на радиста, но через пару месяцев обучение прервали, и мы вернулись в Германию. Здесь я поступил в офицерскую школу восьмой пехотной егерской дивизии, которая была в то время во Франции. Но тогда я не знал, к какой дивизии я отношусь. Офицерская школа была в Кобленце, а потом нас опять отправили в Метц для специального обучения — офицеры должны были владеть всем оружием, включая 5-сантиметровые минометы. В марте 1942 года наша дивизия стала егерской. Егерские дивизии могли передвигаться быстрее пехотных, кроме того, нас обучали воевать в горах. В пехотных дивизиях были лошади, а у нас были мулы. В 1942 году я был в отпуске, а когда вернулся, то получил приказ ехать в Россию на фронтовую стажировку. Мы поехали через Берлин обычным поездом на Варшаву и до Старой Руссы. Дивизия занимала оборону в коридоре, пробитом к окруженной в Демянске группировке. Мы его называли «шланг». Там для меня началась война. Я был командиром отделения седьмой роты второго батальона. Там, в русских болотах, я находился все время. Оборона состояла из опорных пунктов, соединенных деревянными гатями. Опорный пункт строился из бревен в виде каре с открытой назад стеной. Он был рассчитан на отделение, которое состояло из 9 — 12 человек. Эти сооружения постепенно погружались в болото, и приходилось сверху их надстраивать. Ночью мы отходили из этих опорных пунктов, чтобы отдохнуть, в них оставалось только охранение. По тревоге опорные пункты сразу же занимались пехотой. Почти каждую ночь мы маскировали наши позиции еловыми ветками или еще чем-нибудь.