– Да тут было в два раза больше! Куда ты дел все, гад? Давай зайдем в этот кабак и разберемся!
Кабак оказался часовой мастерской, правда, часовщику не хватало лишь черной повязки на глаз, чтобы выглядеть пиратом Сильвером, в примыкавшую комнатушку мы втроем и заскочили.
– Вот что, старче, добавляй сюда ровно украденную половину, а если нет нала, бери кредитку и вынь из банкомата! Какой же ты сукин сын!
От быстроты и неординарности событий мои мозги стали на ручной тормоз, сообразительность, присущая герою зарубежных гор и долин, бесследно испарилась, и я передвигался в мерцающем тумане, смутно соображая и отображая. Тем не менее выражение “сукин сын” оказалось красной тряпкой, подвигшей быка на атаку двух тореадоров: неожиданно для себя я прыгнул и ногами (не ощущая подагры) нанес несколько эффективных ударов по челюстям подонков. Они рухнули и тут же ретировались, не успев прихватить свои разломанные зубы.
Куда нам плыть после столь умопомрачительного события? И нужно ли плыть вообще? Остановись, путник, замри вместе с мгновением, пережди эти часы в пустоте и покое. В растерянности я заскочил в уличное кафе и заказал томатного сока, грустно вспоминая, как во время демонстраций, упросив соседа подержать портрет с очередным вождем, мы забирались в вонючие подъезды и самозабвенно глушили водку прямо из бутылки. Пели песни – утро светит – прощай любимый город – страна моя, ты самая любимая – где любимый Усатый живет. Танцевали в сквериках под баян, девушек не прижимали, и так и шли до самого конца, до апогея, а потом все рассыпалось, превращалось в отдельных людишек, несущих постеры и портреты, и уже не было ощущения единства – так и Держава обломилась, утратив напряженность порыва. И не надо искать всемирного счастья, корежить свою и чужие жизни – ведь на земле и так всего достаточно, надо только уметь разглядеть и осознать. Да, да, маленькие радости: внезапно исчезнувшая мозоль, ночная луна, великолепный поцелуй после кружки пива, опять же берлингтонские носки… Слаб и прихотлив хомо сапиенс, все его тянет в вышину, а жизнь с улыбкой несется мимо, и только у гробовой доски понимаешь, что ты ее, в сущности, пропустил.
Томатный сок взбодрил меня и снял неприятный осадок после тошнотворного происшествия. На улице вдруг засветило яркое солнце, я покрутился, прошел мимо Peter Iljich с игривыми мальчуганами и свернул на знаменитый бульвар, удивляясь, что в нашем суровом климате деревья не превратились в сухие пни. Еще бы не удивляться, если знаменитый бульвар Сен-Мишель в Париже давным-давно выродился в обветшалые кущи, а Булонский лес с мифическими рыжиками отдыхает на фоне парка имени Буревестника, и это при вполне приличном французском климате. Навстречу стадами шли хорошенькие фемины, их вид ослеплял, давил, возносил к небу, и хотелось валить и валиться на траву, загонять на березки, гнаться за ними по веткам деревьям, взлетать и ловить за хвосты на пути к луне. Вот одна коснулась пуговиц на своем пальто, и оттуда сверкнула голая грудь… что такое? Что за бред? Неужели я не выпустил пар в Лондоне, и продолжается посттюремный синдром?