И это все, что я сумел из него вытянуть, потому как он человек скрытный и в сделках не промах, что ему на том свете боком выйдет, хоть на этом он и набил себе мошну. Грядет день - и с левой стороны от престола господня встанет целый сонм всяких агентов, и не удивлюсь, коли мейстер Макнэйл окажется среди них.
Ладно, пошел я утром в контору, а там был агент и с ним высокий седой ? господин с лицом сморщенным и коричневым - ни дать ни взять грецкий
орех. Взглянул он на меня строго - а глаза светятся, как угли, - да и говорит:
- Мне сказали, что вы родились в этих краях.
- Ага, - говорю, - и никогда не уезжал отсюда.
- Никогда не выезжали из Шотландии? - переспрашивает.
- Дважды выбирался на ярмарку в Карлайсл, - говорю я, потому что я человек, возлюбивший правду, и еще потому, что агент соврать не дал бы
- я у него там перехватил двух бычков да телку, которых он сторговывал для Драмлейской фермы.
- Я узнал от мейстера Макнэйла, - говорит генерал Хизерстоун, потому как это именно он и был, и никто другой, - что вы не умеете писать.
- Не, - говорю.
- И читать.
- Не, - говорю.
- Кажется мне, - говорит он, поворотившись к агенту, - что он как раз тот человек, что мне нужен. Слуги нынче испорчены, - говорит, черезмерчивым омбразованием. Не сомневаюсь, Стэйкс, что вы мне подойдете. Получите три фунта в месяц и стол, но я сохраняю за собой право предупредить вас об увольнении за двадцать четыре часа. Устраивает?
- Прошлый раз, как я служил, - совсем другие были условия, - говорю я с недовольным видом.
А это, между нами говоря, чистая правда была, потому как старик Скотт мне давал только фунт в месяц да кашу дважды в день.
- Ладно, ладно, - говорит он, - может и повысим, если подойдете. Пока вот вам шилинг в подарок, раз мейстер Макнэйл говорит, что таков обычай, и жду вас в Кломбере в понедельник.
Вот я и пошел в понедельник в Кломбер - ну и громадный же домище, целых сто окон, а то и больше, и места хватит половине прихода спрятаться. А насчет сада - так для меня работы почитай что и не было вовсе, и лошадь из конюшни не выводили всю неделю напролет. Мне-то все-таки дела хватило изгородь ладить несусветную, не говоря уже про чистку ножей, вилок, сапог и прочие всякие заботы, которые для баб годятся, а не для взрослых мужчин.
На кухне, кроме меня, еще было двое - кухарка Элиза да горничная Мэри
- обе темные бедные создания, которые всю жизнь прозябали в Лондоне и ничего про белый свет не знают. Мне с ними и говорить-то было не о чем, потому что они люди простоватые, нормального английского языка почитай что и не понимают *), и о спасении своих душ беспокоятся не больше, чем жабы на болоте. Когда кухарка сказала, что не уважает Джона Нокса, а та, другая что и шестипенсовика не даст за "Беседы об истинной церкви" мейстера Дональда Максноу, я понял, что мне только и остается препоручить их души Всевышнему.