Зачем я вру? — подумала Саша. Да разве дело в том, что сказала Ольга Сергеевна?.. Саша пропустила мимо ушей глупые слова, но, войдя в комнату…
— И мама с ней согласилась, — добавила она упавшим голосом.
Поливанов снова сел на ступеньки и закрыл лицо руками.
— Саша, вы меня доконаете, — послышался его приглушенный голос, и Саше показалось, что он смеется. — Ну как же я могу отвечать за чужую пошлость… или глупость… Соседка болтает… оказывается, виноват я… Неужели вы не верите в чистоту человеческих отношений? В дружбу? В дружбу между мужчиной и женщиной? Так кто же из нас заражен пошлостью? Нет, вы ответьте мне!
Саша не знала, что ответить. Раздавленный ее пошлостью, Дмитрий Александрович, лохматый еще более, чем обычно, в расстегнутой куртке, какой-то растерзанный, замученный, сидел на ступеньке и смотрел на нее с укором.
— Простите меня, Дмитрий Александрович, — тихо сказала Саша. — Я действительно подумала… простите меня.
И он простил.
«10 апреля 1941 года.
Дмитрий Александрович принес Ане в подарок книжку о глупом мышонке. Сегодня она уселась за книжку и решила читать сама, долго пыталась начать и наконец, ничего толком не вспомнив, сказала:
— Ну, в общем, кошка съела мышонка…
Аня зовет частушки свистушками. Охотно поет, не стесняется. Дм. Ал. научил ее такой частушке:
Не страдала и не буду,
Пускай не надеется.
Если он моя судьба,
Никуда не денется.
По-моему, зря. Уж если учить, так чему-нибудь другому.
4 июня 1941 года.
Сегодня мы ехали в метро. Дм. Ал. держал Аню на руках. И вдруг она спросила его:
— Митя, мы едем в темно?
Она замечает то, чего не замечаем мы. Когда сидишь в вагоне, видишь людей, смотришь, нет ли свободного места, следишь, не проехать бы остановку. А она видит тоннель, темные стены вместо дневного света, вместо неба и деревьев.»
Все шло по прежнему. Они шагали имеете по улицам дневным и вечерним. Ходили в театр. Снег растаял, земля заблестела лужами. Потом лужи высохли, и асфальт то покрывался летней пылью, то сверкал свежей полировкой. Но почему же все было хоть и по-прежнему, но совсем иначе?
Лучше? Как у друзей после ссоры? Нет. Стало хуже. Что исчезло — простота? Доверие? Нет, она доверяла Дмитрию Александровичу. Почему же, когда он по вечерам провожал ее до калитки, она прощалась с ним быстрее, чем прежде?
Она невзлюбила тьму у калитки. Невзлюбила темную парадную и ступеньки, на которых он сидел тогда, дожидаясь ее.
Она бывала довольна, когда в кафе мороженое кто-нибудь третий подсаживался к их столу. Когда он звал ее в кино, она говорила:
— Давайте захватим с собой Володю и Юлю.