- Под немецким танком сидит пулемётчик, - равнодушно сказал рядовой Дайнеко, когда штрафники убрались на исходную, - остальные немцы на ночь прячутся в блиндажи.
- Только один?
- Не переживай, наших положит много…
Действительно, только штрафники молча рванули к позициям противника, зычно заработал пулемёт. Первую линию наступающих он срезал словно косой.
- Нужно отходить! - крикнул командир штрафбата. – Завтра подавим дот в танке.
- Точно, – поддержал коллегу Соловьёв, – а потом ударим вместе и дойдём до основных траншей немцев.
- Дай-то Бог! – кивнул капитан и побежал собирать оставшихся в живых.
Тут появился молодой представитель Особого отдела в звании лейтенанта и, разъярённый, потребовал, чтобы немедленно помогли тяжелораненым, находящимся метрах в десяти-двадцати от огневых позиций. Он был законно возмущён, увидев раненых, беспомощно лежащих на морозе.
- Застрелю! - прошептал лейтенант и дотронулся до кобуры.
- Спокойнее, лейтенант! Вы тут первый раз, у вас слабые нервы, - медленно сказал ротный, глядя ему в глаза.
Рядом стояли командир взвода Филов и часовой с винтовкой. Филов молча взял у часового винтовку, послал затвором патрон в ствол и приготовился предупредить движение лейтенанта. На лице у командира взвода не было ни малейшего колебания. Ясно было, что он не позволил бы застрелить своего комроты.
- Мы немедленно должны были занять «аппендицит», чтобы гибель наших солдат не была напрасной… Это наша первейшая обязанность. Вы не знаете приказа, что во время боя главнейшая задача состоит в том, чтобы выполнить боевое задание, выиграть бой, а не заниматься помощью раненым, - добавил злой Соловьёв. - Нам и самим нелегко видеть умирающих и тяжелораненых.
- А чего тогда не заняли?
- Мы упустили момент и ты лейтенант тоже в том виноват…
Рассерженный представитель Особого отдела удалился, но обещал вернуться. Соловьёв посмотрел на его спину и отвернулся.
- Пойдём хорошенько рассмотрим вкопанный танк-дзот.
- Зачем? – спросил испуганный Филов.
- Чтобы дать чёткие координаты артиллеристам.
Стемнело совершенно. Они, пригнувшись, прошли метров двадцать пять.
- Пусто, - грустно сказал лейтенант, - одни мёртвые…
- Точно.
Немецкие трупы валялись в гимнастёрках, а ниже пояса голые - свои успели раздеть и ушли.
- Есть давнишние, уже замёрзшие, а эти вот свежие ещё. Есть и наши - давнишние и свежие… Но под снегом, глубоко, и тех и других гораздо больше.
- Ров-то рыли противотанковый, - отметил лейтенант, - а он стал не так уж глубок…
- Наполнили солдатиками...