– Решил со мной шутки шутить, козявка мелкая? Запомни раз и навсегда! Ты живешь на этом свете до тех пор, пока находишься под покровительством моей милой девочки. Как только вздумаешь выпорхнуть из ее уютного гнездышка, желторотик несмышленый, так сразу угодишь в преисподнюю!
Разумеется, все угрозы он сопровождал отборным трехэтажным матом и прочим блатным жаргоном.
– Я давно на тебя зуб точу, – с дерзкой бесцеремонностью заявил Грохотов. – У меня руки так и чешутся намылить тебе шею. И запомни самое главное… Если с моей дочерью произойдет хоть малейшая неприятность, я не стану ничего выяснять и тут же порву тебя в клочья, как тузик грелку!
Должен признаться, что после этих слов я не на шутку испугался. По крайней мере он доходчиво пояснил, что при любом раскладе, и уж тем более в случае внезапной гибели моей супруги, вместо богатого приданого я получу деревянный крест на собственную могилку.
– Ну что ж, спасибо за откровенность, – собравшись с духом, произнес я. – Но только не нужно петь лирические дифирамбы и разглагольствовать о любви к единственной дочери.
– Ты забыл, с кем разговариваешь? Да за такие слова я тебя в порошок сотру!
– Не стоит утверждать, что заботишься о ее благополучии, если о таковом совершенно не думаешь, – отпарировал я, рискуя схлопотать увесистую оплеуху.
У моего тестя округлились глаза.
– Бунт в моей камере? – спросил он, скрежеща зубами. – Забыл, что твое место возле параши?
– Нет никакого бунта, – хладнокровно ответил я, не имея желания капитулировать перед его негодующим взглядом.
– Тогда что же это такое? К чему весь этот гнилой базар?
От вспыхнувшей ярости Грохотов даже забрызгал слюной. Его лицо мгновенно покраснело как перезревший помидор, а на сморщенном лбу выступили капельки холодного пота.
– Постарайся меня правильно понять, – поспешно сказал я, не желая довести мирно начавшуюся беседу до грандиозного скандала. – Кем бы ты ни был в настоящее время, рано или поздно твоя вспыхнувшая звезда угаснет на голубом небосводе. И как ты считаешь, что будет с Ларисой? Потеряв твое покровительство, она останется на обеспечении мужа. Что, в свою очередь, я смогу ей дать? Мы оба либо сгнием в нищете, либо…
Я вовремя остановился. Как бы там ни было, но на правах законного зятя осмелившись разговаривать с криминальным авторитетом на «ты», я все же не мог не то что сказать, а даже просто намекнуть на то, что его любимая дочурка, если не захочет работать за ничтожную зарплату, будет вынуждена пойти на панель. Впрочем, с каким бы отвращением я ни относился к Грохотову, я никогда не считал его полным кретином и отъявленным негодяем.