— Нормально заплатили, — улыбнулся Андрей.
Эркин кивнул и спросил:
— Завтра на станцию?
— Давай туда, — сразу согласился Андрей. — Ну, бывай.
— Бывай.
Инцидент с деньгами они уже не поминали. Эркин проводил Андрея взглядом до угла и повернул домой. Вошёл через калитку, запер её за собой, тронул по пути дверь сарая. Заперто. Значит, Женя уже наверху. Эркин запер за собой нижнюю дверь и потащил себя наверх по крепко сидящим, не скрипящим под его шагами ступенькам. Вошёл в прихожую, снова запер за собой дверь и ввалился в обдавшую его своим теплом кухню.
— Эркин, — Женя колдовала у плиты. — Кроссовки газетой набей, а то форму потеряют. И джинсовку развесь. К утру просохнет.
— Женя, деньги…
— Успеются деньги, — весело командовала Женя. — Грязное всё в ведро кидай.
Эркин послушно выполнял все указания. Он так устал, что сил на фразу: "А чего ты раскомандовалась?" — не было, даже улыбнуться не было сил.
— Алиса, быстро в комнату.
— А Эрик…
— Он мыться будет, в комнате посидишь.
Эркин стащил намокшую джинсовку, развесил её на верёвке и стал раздеваться. С Женей спорить, когда она так командует, бесполезно. Вон, уже корыто вытащила, вода в баке кипит. Раздевался медленно: так устал.
— Кроссовки оставь, я сама сделаю. Давай, Эркин, Алисы нет.
— Мг, — пробурчал он, осторожно садясь в корыто, полное приятной горячей воды.
— Давай, подставляй спину.
Женя натёрла ему спину, бросила мочалку ему на колени и метнулась к плите со словами:
— Ой, бежит уже.
Великое дело — возможность вымыться. Он тёр себя мочалкой, отмывал слипшиеся от пота пряди, отфыркиваясь от пены, и чувствовал, как отпускает усталость, как тело становится мягким и упругим.
— Женя, — осторожно позвал он.
— Чего? — откликнулась она от плиты.
— Я обмываться буду, ты… — он замялся.
— Я не смотрю, — сразу поняла Женя и лукаво добавила: — ничего ж нового я не увижу.
Эркин даже застыл с открытым ртом. Такого от Жени он не ожидал и растерялся. Ответить ей, как ответил бы Андрею, ну, это никак нельзя…
— Женя, — выдохнул он, — я ж… я ж это так…
— Не смотрю, не смотрю, — успокоила его Женя. — Давай обливайся и вытирайся, у меня уже готово всё.
— Ага, — Эркин перевёл дыхание и улыбнулся. — Сейчас уберу всё только и подотру.
Он облился из ковша, вытерся, натянул рабские штаны и стал убирать.
— Женя, переступи, а то лужа… Ага. Ну, вот и всё.
— А теперь руки мой, тряпка-то грязная. И за стол иди, — Женя убежала в комнату с шипящей сковородкой в руках.
Он ополоснул руки, взял из кладовки рябенькую рубашку — тоже вроде тенниски стала, ползёт вся, на работу уже не наденешь, с плеч свалится — а полуголым за едой сидеть, тоже неловко: это ж не летом и не на выпасе.