— У нас документов нет, так что все легальные методы выезда из страны недоступны. Это первое. Как оказалось, я патриотка, это второе. Так что спасибо за лестное предложение, но вынуждена отказаться, — она на минуту замолчала, провожая задумчивым взглядом рваные облака которые из-за поднятой пыли казались сероватыми. — Твоя настойчивость заставляет думать, что…
— Что?.. — подсказал Денис, когда Ева оборвала себя на половине фразы. — Договаривай.
— Ничего. Это были мысли вслух, — но все оставшееся время до съезда с трассы она о чем-то размышляла, слегка хмуря брови. И сколько Романовский не пытался её отвлечь или разговорить, она отвечала односложно и на провокации не поддавалась. У Дениса тоже пропало желание ехать куда бы то ни было. Но было уже поздно, джипы тормозили возле какой-то бедуинской избушки. За самим домиком стоял загон, через дыры в котором выглядывали страшненькие морды, шумно втягивающие воздух ноздрями, размером с крышку от банки для засолки огурцов. Грустные глаза с длинными ресницами провожали туристов задумчивыми взглядами. А сами животные периодически разрождались хриплыми криками, в которых была такая мука, словно они страдали от всех известных науке заболеваний сразу.
Ева с Денисом выгрузились вместе со всеми и теперь лениво посматривали по сторонам. Особым разнообразием пейзаж не впечатлял, все тот же песок, чумазая ребятня, несущаяся по своим неведомым делам и стойкий аромат давно не купаной живности.
— Если у лошадей — конюшня, то как назвать этот загон? — вслух задумалась Ева, инстинктивно придвигаясь ближе к мужчине. Не то, чтобы она ему так доверяла, но орущие благим матом корабли пустыни настораживали ещё больше. — Верблюжатник?
— Верблюдник? — включился в угадайку Денис. — Я не лингвист, потому точно не скажу. Хочешь, спросим у кого-нибудь?
— Нет, это так, мысли вслух. Надеюсь, нас не заставят на них садиться?
Судя по тому, что Романовский немного поколебался, прежде чем ответить, вопрос был очень даже актуальным. Ева насторожилась ещё больше.
— Не молчи.
— Ты, когда экскурсии выбирала, о чем думала?
— Честно? О том, с каким наслаждением сожгу тапки, которые ты мне принес.
Вместо того, чтобы обидеться на такое пренебрежение к его подарку, Денис расхохотался.
— Я их сам выкинуть хотел, когда увидел, но босиком по раскаленному тротуару не пойдешь, а нести себя на руках ты бы не разрешила, — немного отсмеявшись, закончил он.
— Почему — не разрешила? Я и сейчас не позволю, — без всякого кокетства хмыкнула Ева. — Я не инвалид, не нужно таких крайних мер. То, что я женщина, не делает меня ущербной личностью.