И тогда, вторично в эту морозную ночь, Дубиллер спустился на каменную опору моста, заложил в тол новый запал и поджег шнур…
Прошла неделя. Мы стояли в селе Радужье. Под вечер зашел я на квартиру к нашим подрывникам. Минеры пели песню. Откуда она, эта песня, пришла в наши партизанские отряды, трудно сказать. Может быть, кто-либо из сброшенных в тыл врага советских парашютистов привез ее с Большой земли, а возможно, кто-нибудь из партизан нашел ее слова в книге, которую в числе других доставили партизанам на самолетах, но как бы там ни было, слова песни партизанам понравились. Подобрали быстро мотив, кое-что переделали, и песня прижилась в партизанских ротах. Пелась она теперь так:
Не видать моста пролетов,
Тонут фермы в облаках —
Шесть немецких пулеметов
На шести его быках.
Даже ласточек залетных
Не увидишь на мосту:
Шесть расчетов пулеметных
Днем и ночью на посту.
И от страха злее черта,
Не надеясь на солдат,
От расчета до расчета
Ходит обер-лейтенант.
А на небе гаснут звезды,
Над болотами туман;
По траве высокой к мосту
Подползает партизан!
И припев подрывники сочинили к этой песне:
Крепки нервы, острый взор
Не подводят нас.
Ошибается минер
В жизни только раз.
Песню минеры пели с увлечением. Потом партизаны вернулись к разговору, который, видимо, прервала песня. Речь шла об операции на мосту под местечком Жилино.
Кто-то из ребят спросил:
— Что же вы молчали до сих пор? Не рассказывали ни о чем?
— Так ничего такого особенного не случилось, — ответил Лебедев.
Усмехнувшись, добавил Дубиллер:
— Заминка у нас там вышла…
Внезапно Лебедев рассмеялся:
— Вот с Коньком-Горбунком история получилась интересная. Расскажи им, Володя.
Дубиллер начал рассказ. Я слушал его с удовольствием.
Командир взвода Никита Прошин со своими людьми уже третий день находился на перекрестке дорог, у самой опушки леса. Километрах в двадцати расположились главные силы ковпаковцев.
Проверив с утра посты, Прошин направился к присыпанному снегом кустарнику, где партизанами была сделана коновязь: в землю были врыты две сосновые рогатины, на которых сверху лежал срубленный ствол дерева. У коновязи переминался с ноги на ногу высокий буланый конь с красивой небольшой головой, раздувающимися тонкими ноздрями, пугливым взглядом глаз и шелковистыми ушами.
Буланый стоял у сосны и косил глазом на подходившего Прошина. Никита достал из кармана ломоть хлеба и протянул коню. Пошлепав губами, буланый схватил хлеб, пожевал и снова потянулся к руке партизана. Прошин еще раз полез в карман за хлебом — отказать своему любимцу Никита не мог. Этот конь достался ему как трофей в одном из последних боев.