— ДА!!!
— Бегите! — заорал Теодор, вскочив.
Комиссар дёрнулся, обернулся на крик, но было поздно.
— Пиф-паф!
Выстрел прозвучал, как хлопок петарды. Клоуна окутало облако дыма, закружилось конфетти. Публика зааплодировала.
Комиссар лежал лицом вниз. Сколько покушений он пережил? Наверное, не один десяток. А жизнь нелепо оборвалась ранним утром от выстрела сумасшедшего клоуна. Комиссар приподнялся на руках и пополз, цепляясь ногтями за скользкий мрамор. Перевернулся на спину. По белоснежной рубашке размазалось багровое пятно. Вытянув руку, комиссар указал на кривляющегося клоуна.
— Он убил меня, — хихикнул он. — Вы только посмотрите, он убил меня!
Комиссар сбился на кашель и, харкая кровью, откинулся назад. Тело изогнулось, ноги дрожали, но он продолжал выдавливать смех вперемешку с мокротой и кровью.
— Я нечаянно! — плаксиво крикнул клоун. — Ой! Ой! Ой! Какое горе!
Из глаз струями хлынули слёзы. Дружно расхохотались клерки. Клоун раскланивался, раздавая бумажные цветы. Теодор перелез через перила и подбежал к комиссару. Оба охранника веселились вместе с остальными служащими, и никому не было дела до умирающего у них на глазах человека.
Теодор рухнул на колени перед комиссаром. Лицо полицейского стало бледнее зимней луны, пухлые щёки обвисли, как лопнувший воздушный шарик. Рот был вымазан кровью и выглядел страшной пародией на улыбку клоуна.
— Всё будет хорошо, — сказал Теодор, кладя руку на плечо комиссара. Тот едва повернул голову. — Скоро приедет врач, и всё будет хорошо. Потерпите немного…
— Какой смешной, правда? — Комиссар вцепился в рукав Теодора.
— Вам нельзя говорить, — сказал Теодор. — Скорая уже едет. Не двигайтесь.
— Я тоже хочу цветок! Почему мне не дают? — голос переполняла детская обида.
Комиссар снова закашлялся и обмяк.
Теодор зажмурился. Руки заскользили в воздухе, выписывая сложные пассы. Пальцы задели жёсткую проволочку, торчащую из рукава. Не думая, Теодор резко потянул её вверх. Тонкая бумага зашуршала, и в руке распустилась белая лилия.
— Вот…
Комиссар пустыми глазами смотрел на бесполезный цветок. Теодор положил лилию ему на грудь. Бумажные лепестки медленно краснели, впитывая кровь.
— Браво!
Теодор поднял голову. Клоун смотрел прямо на него и хлопал.
— Господин шпрехшталмейстер будет в восхищении!
— За что? — спросил Теодор, поднимаясь.
— Не догадался? — ухмыльнулся клоун.
— Закон о бродяжничестве?
— За всё приходится платить, а в море было холодно. — Клоун отсалютовал ему пистолетом. — До скорой встречи, фокусник.
Теодор молча смотрел, как он пробирается сквозь толпу клерков, похожий на нелепую длинноногую птицу. Клоун нырнул в проулок, и оттуда донёсся пронзительный смех.