Письма наши стали вскрывать. Нам перед строем периодически зачитывали, кто что отсылает, с разными версиями. Какую хуйню там писали — обхохочешься. Ну, правильно командиры мыслили: выставить на осмеяние, чтобы ты, дурачок, больше не писал. Им самим остоебенило, наверно, читать. Не наказывали, не искали виновных. Всё уже решено было. Все документы уже прошли. Один старший лейтенант руку сломал, и жена у него вот-вот должна родить, но ни фига. Всё равно его не заменили.
Когда понятно стало, что вот-вот нас ушлют, я съездил к Женьке в Ленинград в последний раз. Комбат меня отпустил, но заставил бланк заполнить: мол, он за меня не отвечает. Потом Женька приехала дня на три.
На третий день ей надо уезжать, и тут нас отправляют. Всё, погрузка. Мне уже надо бежать руками махать — тягач будет пушку завозить, а у Женьки паспорта нет. У неё сразу при схождении с поезда патруль документы проверил и паспорт забрал. И вот мы по железной дороге идём от расположения части в комендатуру — Женькин паспорт искать. Там, наверное, километра три. Вдруг навстречу патруль. И у патруля — её паспорт. Совершенно случайно.
Для нас специальную ветку подготовили железнодорожную. Пушки мы закрепили на платформах. Сами погрузились в теплушки. И вот едем в теплушках. Куда? Зачем?
А погода хорошая — лето же, конец июня, наверное. Мы сидим, дверь отодвинута у теплушки. Проезжаем Ланскую, и я вижу Женькин дом. Помахал рукой у переезда на Торжковской улице.
В Луге, помню, остановились. Какой-то рядом молочный заводик был. Молока напились. Напокупали одеколона «Сирень белая» и всякой херни. Нам перед отправкой выдали денежное содержание за четыре месяца вперёд. Я, как замкомвзвода, тринадцать с чем-то рублей получал. Женьке купил какие-то духи, отправил ей по почте, и она потом получила — разбитые. Бегала на почту, выясняла, — а хули там.
У нас у всех с собой по чемоданчику было. Заставили купить в военторге в Кирка-Хийтола. Чтобы, если кто будет фотографировать при погрузке на корабль, мы были с чемоданами, а не с вещмешками. Мы же официально считались «сельскохозяйственными рабочими».
Чемоданчик этот у меня до сих пор лежит. Единственное, что от Кубы осталось.
И вот едем, едем. Где-то на полустанке встали, и дедок один, железнодорожник, говорит нам:
— Уже которые сутки идут составы воинские в сторону портов.
Видно, что солдат везут, а что происходит — хер его знает.
В конце концов привезли нас в Лиепаю. Разместили в здоровых казармах царской постройки. Я удивился: народу до хера, столовые работают в три смены, но порядок везде, и всё обслуживается моряками. Кормить сразу стали значительно лучше. Кругом только старшие офицеры. Полковники и генералы везде ходят и нас периодически накачивают: