с предельной четкостью заявлял:
«Початок и причина войны Хмельницкого есть едино от ляхов на православие гонение и казаков отягощение».
Но не ставя крепостническую эксплуатацию крестьянства в число важнейших причин восстания, идеологи казацкой верхушки не могли, конечно, совершенно обойти в своих летописях и этот вопрос.
Останавливаясь, с первого взгляда, достаточно детально на описании «лядской неволи», казацко-старшинские хронисты сводят все к отдельным проявлениям и симптомам существовавшего социального строя. И при этом они отводят еврею-арендатору виднейшее место в ряду виновников всего комплекса «кривд» украинского народа. Только что цитированный «Самовидец» особенно последователен в своем стремлении к оправданию польского панства за счет евреев-арендаторов. «Сами державцы на Украине не мешкали, тильки уряд держали, и так о кривдах людей посполитых мало знали, албо любо и знали, только заслеплени будучи подарками от старости жидов-арендарей, же того не могли узнати, же их салом по их шкуре и мажут: з их подданным видравши оним даруют»[36].
Раздувание старшинскими хронистами роли, которую играл до восстания еврей-арендатор, выполняло сейчас особо актуальную функцию. Ведь это были годы, когда, по словам известной песенки:
Да не буде лучче
Да не буде краще,
Як у нас на Украини,
Що не мае жида,
Що не мае ляха,
Исчезновение унии врядли слишком воодушевило народные массы; «ляхов» вполне успешно заместили «свои» крепостники, а вот «жид» действительно исчез — и казалось навсегда — с территории части Украины, попавшей под власть Москвы. Это было важнейшим достижением украинского мещанства, на время покончившего со своими конкурентами. Далее важно было показать массам все значение этого, по существу почти единственного, наглядного достижения борьбы. И, конечно, здесь меньше всего можно было ждать соблюдения меры и правильных масштабов, особенно если иметь в виду все громадное значение еврейского момента с точки зрения социальной демагогии. Крестьянские массы сохранили достаточную память об евреях-арендаторах, соучастниках крепостнической эксплуатации.
Потом, когда после ряда лет «свободной» эксплуатации селян, казацкая старшина обрастет феодальным жирком, почувствует себя всамделишными панами и по мере расширения хозяйственных операций свяжется теснее с представителями торгового и ссудного капитала — потомки полковников Хмельницкого будут в обход российских законов держать в своих имениях евреев-арендаторов и даже возбуждать ходатайство о восстановлении «старинных преимуществ и прав», среди которых не последнее место займет предоставление евреям «свободного для их промысла въезда»