Я уже в поезде, возвращаюсь в Киев. Впереди — Танзания. Я скучаю по тебе.
* * *
Еще день я провела с Оксаной в Киеве, и занимались мы в основном покупками. Магазинов здесь много, и украинцы любят по ним ходить. Одежда красивая и модная, но не всегда хорошего качества — у одного симпатичного платья оторвались две пуговицы еще до того, как я успела его надеть, — и совсем не такая дешевая, как можно было ожидать. Одну отличную покупку по настоянию Оксаны я все-таки сделала и очень довольна. Приобрела черную плиссированную юбку, из прекрасной тонкой шерсти и очень короткую — я не носила таких лет десять. В ней у меня вид сексуальной школьницы, а ноги кажутся неправдоподобно длинными. Вечером, укладывая юбку в чемодан, я представляла себя в белых гольфиках, туфлях на каблуке и с игривыми косичками на голове.
На следующий день я самолетом отправляюсь из Киева в Дубай. Мы летим над Персидским заливом, угольно-черным, если не считать тонкого серпика луны, его отражения в волнах и редких зеленоватых проблесков маяков. У меня на коленях два листочка бумаги.
Что ж, как ты и говорил, Украина и правда удивительная страна, хотя сейчас она, наверное, совсем не та, какую видел ты. Мне бы очень хотелось когда-нибудь вернуться сюда вместе с тобой, познакомить тебя с Катериной, Мирославом, Мишей и, особенно, с Оксаной. И мне не терпится показать тебе юбку, купленную за двадцать баксов!
Я ни слова не пишу Эрику о том странном беспокойстве, которое охватывает меня, едва я сажусь в самолет. И дело тут не только в волнении оттого, что я впервые отправляюсь в Африку и к тому же совершенно одна, и даже не в страхе перед полетом. Это совсем иного рода страх, который я даже сама себе не могу толком объяснить. И я совсем не хочу грузить этим Эрика. Другое дело — Д.: ведь сочинять письмо ему — это все равно что записать на бумаге молитву, а потом сжечь ее.
Во время взлета я изо всех сил стискивала ручки кресла и молилась про себя. Я и молитва — какое нелепое сочетание! Сейчас я гораздо больше боюсь летать, чем в юности. Интересно, почему? Прошлой ночью мне снилось, что мы с Эриком летим в самолете и он вдруг начинает падать. И за секунду до того, как самолет должен был врезаться носом в землю, время вдруг замерло и какой-то голос объявил, что у нас осталось ровно девятнадцать минут, чтобы завершить все земные дела. А потом на мгновение я вдруг оказалась в туалете самолета, голая и дрожащая, я пыталась набрать твой номер, но от ужаса никак не могла нажать кнопку вызова. Но ты и так появился. Туалет куда-то исчез, я опять была в одежде, и мы с тобой стояли на берегу незнакомого залива, зарываясь босыми ногами в песок.