— Жара эта вонючая! — Уолли Хендри вытер лицо грязным носовым платком и растянулся на полке, обитой зеленой кожей. — Это же надо: Керри оставляет нас с тобой в поезде, Хейга размещает в гостинице, а сам уезжает с этой французской штучкой. Ничего, что мы тут сваримся в этой жестянке, главное, чтобы Хейгу было хорошо. Каково, а?
— Кто-то же должен был остаться, Уолли, — сказал Андрэ.
— Ага. Ты заметил — кто? Все время мы с тобой! Ребята из высшего общества держатся вместе, они друг за друга постоят, уж поверь мне. — Хендри снова уставился в окно купе. — Солнце почти село, а жарит так, что хоть яйца запекай. Выпить хочется. — Он расшнуровал ботинки, стащил носки и с отвращением стал разглядывать свои ступни, теребя кожу между пальцами ног. — От этой жары опять грибок появился. У тебя мазь еще осталась, Андрэ?
— Да, сейчас. — Он достал из рюкзака тюбик и пересел к Хендри.
— Намажь, — потребовал Уолли, подставляя ему ноги.
Андрэ положил его ступни к себе на колени и принялся за работу. Уолли зажег сигарету и выдохнул дым вверх, к потолку, наблюдая, как он растворяется в воздухе.
— Черт, выпить хочу. Пива в запотевшем бокале с вот такой шапкой пены. — Он показал четыре пальца. Потом приподнялся на локте и стал пристально смотреть на Андрэ, который втирал ему мазь между длинными цепкими пальцами ног. — Ну что?
— Почти все, Уолли.
— Как там?
— Не так плохо, как в прошлый раз, даже не мокнет.
— Жжется, как я не знаю что, — сказал Уолли.
Андрэ не ответил, и Уолли пнул его свободной ногой в ребра.
— Ты слышал, что я сказал?
— Да, ты сказал, что жжется.
— Отвечай, когда я с тобой говорю. Я ж не сам с собой.
— Прости, Уолли.
Уолли проворчал что-то и умолк.
— Я тебе нравлюсь, Андрэ? — помедлив, спросил он.
— Ты же знаешь, что да, Уолли.
— Мы ведь друзья, Андрэ?
— Конечно, Уолли.
На лице Уолли скука сменилась лукавством.
— Ты же не против, если я прошу что-нибудь для меня сделать — например, помазать мне ноги какой-нибудь дрянью?
— Я не против… Мне приятно, Уолли.
— Приятно, да? — У Хендри зазвенел голос. — Тебе приятно это делать?
Де Сурье испуганно посмотрел на него.
— Я не возражаю… — Его глаза цвета расплавленной карамели не отрывались от узких монгольских щелочек на лице Уолли.
— Тебе нравится меня трогать?
Андрэ перестал втирать мазь и нервно вытер руки о полотенце.
— Я спросил, тебе нравится меня трогать? Ты хочешь, чтобы и я когда-нибудь тебя потрогал?