Он схватил рюмку и запустил ее в стену.
— Что-то не так, Майк? — мягко спросил Хендри. — Я всего лишь предложил тебе выпить.
От пролитого коньяка исходил терпкий фруктовый аромат с теплыми виноградными нотками. Майк снова облизнул губы. Рот наполнился слюной, и давнее желание болезненно распирало нутро, лишая воли.
— Черт подери, черт подери, — шептал он, теперь уже умоляюще.
Хендри тем временем наполнил еще одну рюмку.
— Давно, Майк? Год, два? Отхлебни чуть-чуть, один глоточек. Вспомни, как хорошо становится. Давай же, давай. Ты устал, ты славно поработал. Одну рюмочку — со мной.
Майк вытер губы. Лоб и верхняя губа покрылись испариной, выдавленной из жаждущего тела.
— Ну, давай, парень.
Голос Уолли, низкий, соблазняющий, хрипел от предвкушения.
Рука Майка сама, словно без его участия, обхватила рюмку. Хейг поднес ее к дрожащим, безвольным губам. Глаза выражали одновременно ненависть и жажду.
— Всего одну, — прошептал Хендри. — Только одну.
Майк одним махом проглотил спиртное и, держа рюмку обеими руками, склонился над ней и зашептал, обращаясь и к Хендри, и к себе, и к пустой рюмке:
— Ненавижу тебя, ненавижу…
— Наш человек! — воскликнул Уолли. — Наш! Давай я тебе еще налью.
Брюс стремительно вошел в гостиницу, Шермэйн старалась не отставать. В вестибюле столпились человек десять, среди них был и Бусье. В воздухе чувствовалось напряжение.
Бусье быстро подошел к Брюсу.
— Капитан, простите, но я не мог их остановить. Тот, рыжеволосый, он с винтовкой, готов был стрелять.
— О чем вы? — спросил Брюс, но, прежде чем Бусье успел ответить, из-за двери бара донесся гогот Хендри.
— Они там, — сказал Бусье. — Уже целый час.
— Проклятие, — выругался Брюс. — И именно сейчас. Черт подери эту скотину.
Он подбежал к двери и распахнул обе створки.
Хендри стоял у противоположной стены, в одной руке держа рюмку, в другой винтовку, которой он выводил в воздухе круги.
Майк Хейг выстраивал на барной стойке пирамиду из пустых бокалов и как раз водружал последний бокал на вершину.
— Привет, Брюс, старина, дружище! — Майк театрально помахал рукой. — Ты как раз вовремя, можешь с нами пострелять. Только Уолли первый, у нас очередь. Надо соблюдать правила, никакого обмана, строгий демократичный подход, у всех равные права. Звания не в счет. Правильно, Уолли?
У Хейга расплылись черты лица, словно он таял, теряя форму. Губы выпятились, щеки обвисли, как груди старухи, глаза слезились. Он взял почти полный бокал, рядом с которым стояла бутылка «Реми Мартен».
— Хороший, выдержанный коньяк, очень утонченный напиток. — На последних двух словах он споткнулся и медленно произнес их снова, криво улыбнувшись Брюсу. Глаза смотрели мимо.