Утренний мороз разукрасил небольшие квадратные оконца узорами; сквозь них с улицы пробивался свет большого костра, разведенного посреди двора. В воеводской избе было сумрачно, в углах прятались остатки ночного мрака.
В исподних портах и рубахе, в накинутом сверху тулупе Афанасий открыл задвижку на двери, вышел через темные неотапливаемые сени на высокое крыльцо с перилами и навесом.
Весь двор был запорошен недавно выпавшим пушистым снегом. У коновязи стояли три лошади, потные бока которых покрылись маленькими сосульками. Из лошадиных ноздрей валил белый пар. Трое спешенных наездников стояли у костра, отогревая озябшие руки. Тут же находились двое княжеских челядинцев из ночного караула.
– Князь Пожарский дома ли? – громко спросил плечистый детина в мохнатой казацкой шапке и дубленом полушубке, с саблей на поясе. И шапка, и плечи полушубка были густо усыпаны снегом.
– Почивает князь Пожарский, – ответил Афанасий, вглядываясь в говорившего, поскольку голос его показался ему знакомым. – Откуда вы прибыли, люди добрые?
– Разбуди своего хозяина, приятель, – вновь раздался тот же уверенный голос. – Гонец из Москвы к нему примчался.
– Коль ты и есть гонец, то ступай за мной, – сказал Афанасий, отступая от перил крыльца и толкая дверь в избу плечом.
Князь Пожарский умывался над лоханью с водой, когда через порог переступили Афанасий и незваный полуночный гость.
– Мир сему дому! – проговорил гонец, сняв шапку и отвесив поклон князю Пожарскому.
Афанасий запалил лучину, комната с низким потолком озарилась рыжеватым светом. Запахло свежим снегом и сосновой смолой.
– Ба! Да это же мой старый знакомый! – усмехнулся Пожарский, повернувшись к гонцу. – Доброго здоровья тебе, Степан Юрьевич! Каким же ветром тебя занесло к нам?
Перед ним стоял стрелецкий полковник Степан Горбатов.
– Недобрым ветром пригнало меня сюда, князь, – ответил Горбатов, снимая с себя пояс с саблей, сбрасывая с плеч полушубок. – Однако с наиважнейшими вестями приехал я к тебе, Дмитрий Михайлович.
– Что ж, тогда садись к столу, друже, – сказал Пожарский, утираясь полотенцем. – В ногах правды нету.
– Спутников моих тоже надо бы куда-нибудь в тепло пристроить, князь, – промолвил Горбатов, усаживаясь на табурет возле стола, застеленного белой скатертью. – Они со мной от самой Москвы почти без передыху скакали. Вымотались, одно слово.
– Об этом не беспокойся, Степан Юрьевич, – отозвался из-за печи Пожарский. – Сейчас Афоня накормит твоих сотоварищей и спать уложит. У меня в избе места много. Афоня и коней ваших в стойла сведет, овса им задаст. Эй, Афоня, слыхал, что я говорю?