- Разумеется, Сергей Иванович, ответила она, протянув Володьке руку, и как-то многозначительно пожала Володькину своими теплыми мясистыми пальцами.
Володька все еще не мог прийти в себя и сидел набычившись, чувствуя, как нарастает внутри что-то тяжелое и недоброе... Ему было совершенно невозможно представить, что этот зал и болотный пятак передовой существуют в одном времени и пространстве. Либо сон это, либо сном был Ржев... Одно из двух! Совместить их нельзя!
А Риммочка тем временем принесла высокие бокалы, наполненные чем-то очень ароматным и, видимо, очень вкусным, потому что Сергей уже причмокивал губами.
- Ну, давай, за твое возвращение... живым, - протянул он Володьке бокал. Да, живым, - добавил он дрогнувшим голосом, положив руку на Володькино плечо. И Володька оценил и сердечность тона, и дрогнувший голос. Для Сергея, не отличавшегося сентиментальностью, это было уже много.
- Пей.
Володька взялся за соломинку, втянул в себя что-то освежающее и необыкновенно вкусное.
- Ну, как мартини? - спросил Сергей, улыбаясь.
- Мне стрелять охота, Сережка, - тоскливо как-то сказал Володька.
- Не глупи... Это пройдет. Тыл есть тыл, и он должен быть спокойным.
- Серега, но ты-то почему здесь, с этими... Да еще Сергеем Ивановичем заделался...
Сергей засмеялся.
- Привыкаю помаленьку. Я ж теперь знаешь кто?
- Мать что-то говорила...
- Я коммерческий директор. Ничего не попишешь, семья, ребенок...
- Я сегодня услышал от одного: хочешь жить - умей вертеться. Это что, лозунг тыла?
- Все гораздо сложней, Володька, - очень серьезно произнес Сергей, и по его лицу прошла тень. - Рассказывай, что на фронте?
- Поначалу наступали, и здорово. Драпал немец, дай боже. А потом выдохлись. Возьмем деревню, а на другой день выбивает нас немец. Опять берем, опять, гад, выбивает. Так по нескольку раз - из рук в руки. Ну а затем распутица, подвоза нет, ни снарядов, ни жратвы... Вот в апреле и досталось. Володька отпил из бокала, задумался, потом сказал: - Я, разумеется, храбрился... перед людьми-то, все-таки ротным под конец был... Но досталось, Сергей, очень досталось. И не спрашивай больше. Отойти мне надо.
- Понимаю, - кивнул Сергей. - Только один вопрос: за что медаль?
- За разведку... "Языка" приволок.
- Ого, это кое-что значит.
- Для меня это слишком много значило, - тихо сказал Володька и опустил голову.
Они молча потягивали мартини, а Риммочка все приносила и приносила бокалы, и Володька пил, надеясь, что хмель как-то забьет душившую его боль, но мартини не помогал...
Перед ним проплывали одно за другим лица оставшихся ребят его роты, их обреченные глаза, их оборванные ватники, их заляпанные грязью обмотки... Да, за них было больно ему сейчас, больно так, будто рвали из души что-то.