— Спасибо…
На другой день я в воднотранспортной конторе. Топор у меня есть, а пилы нет. Пилу ищут. Какой-то Емельянов должен её найти и дать мне. Работать буду с каким-то Драныкиным.
— А где ж этот Драныкин?
— Идите к месту работы. Он придёт туда.
Слоняюсь в коридоре, заглядываю в комнаты. Сижу на крыльце. Вот и полдень. После обеда спрашиваю, где Емельянов.
— Тут был. Только что был, куда-то вышел.
— Пилу он принёс?
— Пилу? Какую пилу?
Спускаюсь к реке, где на берегу навалена куча осиновых плах. Никого здесь нет. Возвращаюсь в контору, вижу, в коридоре, в углу стоит ржавая пила. Тупая, почти без развода. Напильник уж и не пытаюсь здесь просить, отправляюсь в город. В хозяйственном магазине напильников нет. Проклятье. Вспоминаю про пильщика Захарыча. Но когда прихожу на перевалочную, рабочий день окончился. Уже в потёмках захожу в домик Захарыча.
Старик приветливо встречает меня, уводит в сарайчик. В ящике с разным железным хламом Захарыч находит напильник и дарит мне. Я много раз видел, как отец точил пилу; делаю разводку. Вот и мой черёд настал, весь вечер настраиваю пилу. От хозяек не доносится никаких звуков; Гриши нет: на танцах в городском парке он познакомился с молодой и довольно красивой женщиной. Фигурой своей она напомнила мне Столинскую. Гриша представился ей как прораб с какой-то стройки. И всё, что говорил нам о себе Ермолаев, Гриша пересказывает своей возлюбленной. Встречаются они где-то за монастырём, и Гриша в восторге от неё.
— Когда пуд соли будешь просить? — спрашиваю его.
— Ладно, ладно, — отмахивается он, — старые люди говорят: не согрешишь — не покаешься!
Рано утром с топором в руке, с пилой на плече спешу на новую работу. Свежее солнце слепит мне глаза. Тихо, вокруг ни души. Река спокойна, далеко на лугу пасётся стадо. Напарника моего, Драныкина, нет. Сколачиваю козлы, кладу на них плаху. Солнце уже поднялось высоко и припекает, а Драныкин не показывается. Иду в контору.
— Драныкин? Он только что был, я его послал к дровам.
— Нет его там.
— Я вам говорю: там он. Степан Иваныч, Драныкина с баржой не посылали?
— Нет. Вы же на дрова его велели поставить.
Возвращаюсь на берег. Жду. Метрах в ста дальше по берегу растут кусты. Из них появляется высокий, сухощавый парень в белой рубашке. Медленно приближается. Жёлто-белые брови и волосы, глазки маленькие, и не понять — смотрят они на меня или нет. Не поздоровавшись, парень присаживается неподалёку от меня. Молчит.
— Ты Драныкин?
Он кивает.
— Наконец-то. Я тебя жду, жду, — говорю я весело, не подозревая, что поджидает меня.