Протопоп Аввакум. Жизнь за веру (Кожурин) - страница 164

[49], а с прочими, скитающеся по горам и по острому каменею, наги и боси, травою и корением перебивающеся, кое-как мучилися. И сам я, грешной, волею и неволею причастен кобыльим и мертвечьим звериным и птичьим мясам. Увы грешной душе! Кто даст главе моей воду и источник слез, да же оплачу бедную душу свою, юже зле погубих житейскими сластьми?»

Трагические подробности смерти маленького сына Аввакума содержатся в Прянишниковском списке «Жития»: «Из куреня выду — мертвой, по воду пойду — мертвой, по траву пойду — тамо и груда мертвых… В то время сын у нас умер. И положа ево на песке говорим: “Коли сами умрем?” И потом с песку унесло ево у нас водою, мы же за ним и руками махнули: не до нево было — и себя носить не сможем».

Но мир не без добрых людей. Нашлись у Аввакума тайные доброхоты и в семье Пашкова — ставшие его духовными чадами воеводская жена Фёкла Симеоновна и воеводская сноха Евдокия Кирилловна «от смерти голодной тайно давали отраду», присылали протопопу то кусочек мяса, то колобок, то муки или овса. Дочь Аввакума Аграфена часто ходила просить к ним под окно. «Иногда робенка погонят от окна без ведома бояронина, а иногда и многонько притащит». Под влиянием боярынь благожелательно был настроен по отношению к Аввакуму и сын Пашкова Еремей, которого протопоп даже называет своим «тайным другом».

* * *

Однако даже в столь нечеловеческих условиях благочестивый протопоп не оставлял молитвы и своего келейного правила. Ежедневная молитва была для него столь же насущной потребностью, как воздух или пища: «Якоже тело алчуще желает ясти и жаждуще желает пити, так и душа — брашна духовного желает; не глад хлеба, ни жажда воды погубляет человека; но глад велий человеку — Бога не моля, жити». Слова святых отцов о молитве глубоко запали в его душу и проросли благодатными побегами: «Живот же убо души служба Божия, и жизнь ей подобающая, по Златослову глаголющему: иже убо не молится Богу, ниже Божественныя беседы приимати желает, непрестанно мертв есть и окаянен и смердящь, и непричащается еже мудрствовати. Се бо самое велие безумия знамение, еже непознати величества чести, ниже любити молитвы. Намже подобает Богу повинующимся присно жити в пениих и молитвах, известнее любяще Божию службу, нежели свою душю. Да приимем вернии молитву, яко многочестныи дар, и многоценныи бисер, нравом правым облобызающе, во известную помощь и победу на враги видимыя и невидимыя. Се бо нам есть подвиг тризнища (борьбы) в нужная обстояния, утешение в скорбех духовное, спасение земным вечное ходатайствующее»