.
Только благодаря своей непоколебимой вере и непрестанной молитве удалось Аввакуму и его семье выжить в «смертоносной Даурии». Лишь на малое время — с весны до лета 1658 года — в самый разгар голода, когда все силы были сосредоточены на добывании жизненно необходимой пищи, оставил он своё обычное молитвенное правило. «…От немощи и от глада великаго изнемог в правиле своем, всего мало стало, только павечернишные псалмы, да полунощницу, да час первой, а больши тово ничево не стало; так, что скотинка волочюсь; о правиле том тужу, а принять ево не могу; а се уже и ослабел».
Но здесь произошло чудо, которое укрепило Аввакума в вере и подвигло на возобновление его обычного молитвенного правила. На этот раз Божья воля была явлена через ребёнка — малолетнюю дочь Аввакума Агриппину.
«И некогда ходил в лес по дрова, а без меня жена моя и дети, сидя на земле у огня, дочь с матерью — обе плачют. Огрофена, бедная моя горемыка, еще тогда была невелика. Я пришел из лесу — зело робенок рыдает; связавшуся языку ево, ничево не промолыть, мичит к матери, сидя; мать, на нея глядя, плачет. И я отдохнул и с молитвою приступил к робяти, рекл: “о имени Господни повелеваю ти: говори со мною! О чем плачешь?” Она же, вскоча и поклоняся, ясно заговорила: “не знаю, кто, батюшка-государь, во мне сидя, светленек, за язык-от меня держал и с матушкою не дал говорить; я тово для плакала, а мне он говорит: ‘скажи отцу, чтобы он правило по-прежнему правил, так на Русь опять все выедете; а буде правила не станет править, о нем же он сам помышляет, то здесь все умрете, и он с вами же умрет’”. Да иное кое-что ей сказано в те поры было: как указ по нас будет и сколько друзей первых на Руси заедем, — все так и сбылося».
Тогда Аввакум «с тех мест за правило свое схватался» и более не оставлял его никогда. «Нам надобе вся сия помнить и не забывать, — пишет он о молитве, — всякое Божие дело не класть в небрежение и просто и не менять на прелесть сего суетнаго века».
Как уже говорилось выше, Аввакум с детства обладал прекрасной памятью. В своих произведениях, созданных по большей части в пустозёрской ссылке, он цитирует по памяти пространные отрывки из Маргарита, Палеи, Хронографа, Толковой Псалтыри. Что касается обычных церковных служб и чинопоследований, то он знал их наизусть. «Егда в Даурах я был… идучи, или нарту волоку, или рыбу промышляю, или в лесе дрова секу, или ино что творю, а сам и правило в те поры говорю, вечерню и завтреню, или часы — што прилучится. А буде в людях бывает неизворотно, и станем на стану, а не по мне таварищи, правила моево не любят, а идучи мне нельзя было исполнить, и я, отступя людей под гору или в лес, коротенько сделаю — побьюся головою о землю, а иное и заплачется, да так и обедаю. А буде жо по мне люди, и я, на сошке складеньки поставя, правильца поговорю; иные со мною молятся, а иные кашку варят. А в санях едучи, в воскресныя дни на подворьях всю церковную службу пою, а в рядовыя дни, в санях едучи, пою; а бывало, и в воскресныя дни, едучи, пою…»