Между тем зима окончательно вторглась в Анкарию, и даже если снег не попадал внутрь леса, Зара чувствовала его запах и по ночам было жутко холодно.
Раны Яна заметно заживали. Ушибленные ребра, правда, причиняли боль при слишком резком движении, но скоро это пройдет, и о встрече с грабителями будут напоминать только душевные раны. Зара по собственному опыту знала, что эти раны будут болеть дольше всего. То, что касалось ее, то раны полностью зажили уже в первый день; только два маленьких круглых шрама напоминали о стрелах. Но даже если ее спутники и удивлялись этому, никто не обронил ни слова, за что Зара была благодарна им.
В последнюю ночь, когда после еды они расположились вокруг костра, чтобы поспать несколько часов, Зара заметила, что Ян тихо молится, вероятно решив, что они с Фальком уже спят. И хотя молился он тихим шепотом, сопровождаемым слабым шелестом листвы, Зара смогла разобрать, что он говорил. Он просил о том, чтобы Бог сохранил его любимую Ванью, чтобы на том свете жизнь у сестры была лучше, чем при жизни, и чтобы у Зары хватило сил убить зверя.
Зара делала вид, что крепко спит, но внимательно слушала каждое слово, слетавшее с губ Яна. Она не могла вспоминать, чтобы когда-нибудь включала кого-нибудь в молитву перед сном помимо матери, и медленно, но верно ощутила все возрастающий груз ответственности, который взвалила на себя. Ян в ней видел спасение для Мурбрука, а она не имела ни малейшего представления, справится с этим или нет.
В конце второго дня в туманных сумерках появился Мурбрук. Ян радостно и с облегчением вздохнул — он снова дома. Фальк, наоборот, удивленно заморгал. Зара не знала, чего он ожидал от этого места, но, очевидно, совсем не того, что увидел возле подножия небольшого, поросшего лесом холма.
Мурбрук состоял всего из нескольких дюжин домов, хижин, крестьянских дворов и зданий, беспорядочно расположенных на прогалинах между деревьями, словно цветные кляксы, небрежно разбросанные ребенком на листе бумаги. В основном — жалкие, перекошенные домишки с крышами из дранки, некоторые с небольшим садом или ветхим сараем, но были и довольно импозантные здания из бутового камня с ярко-красными черепичными крышами. Из труб в серый, туманный воздух поднимались столбы дыма, а из многочисленных окон падали на свеже-выпавший снег отблески света. Возле деревни протекал ручей, переправившись через который по каменному мосту вы оказывались в Мурбруке.
Лабиринт из протоптанных дорожек связывал здания друг с другом, а широкая грунтовая дорога вела к церкви, возвышающейся на самом краю деревни. Здание не походило на храм, в котором почитают древних богов, скорее всего это было место богослужения единственному Богу религии, все шире распространявшейся в Анкарии и основанной на милости и спасении. К церкви примыкало небольшое кладбище, с множеством покосившихся уже надгробных камней и крестов, знаков той веры, которой жители Мурбрука явно были привержены.