Но, кажется, на жителей Мурбрука слова священника оказали иное действие. В помещении таверны все еще было тихо, потом кто-то внезапно начал благоговейно шептать:
— Аллилуйя!
И еще раз, чуть громче:
— Аллилуйя!
Нерешительные голоса других гостей становились все громче.
— Аллилуйя! — шепотом подхватил сидевший за столом между ними мужчина, одним махом допил свою сивуху и уже громче повторил: — Аллилуйя!
Парень неподалеку тоже вступил, и затем внезапно десятки голосов пробормотали «Аллилуйя!» сначала слабо и сдержанно, затем все громче и восторженнее, и с каждым следующим голосом и каждым новым «Аллилуйя!» атмосфера в зале заметно менялась. До этого людей переполняли страх, скорбь и отчаяние, но чем громче становились возгласы, тем быстрее страх и скорбь превращались в злобу и ярость, и когда первый вскочил, подняв расплескивающийся стакан, и во все горло проорал «Аллилуйя!», другие подхватили и помещение таверны загудело. Сальери стоял посередине, мощный и непоколебимый, как скала, о которую разбивается морской прибой, и старался подавить торжествующую улыбку. На своих службах в церкви он никогда еще не переживал такого проявления страха Божьего у людей.
Люди хотели верить, что Сальери прав.
Они хотели верить, что их беда — проявление воли высшей власти. Что можно победить зло, примирившись с Богом, или, по меньшей мере, принеся Ему жертву. Конечно, что может быть проще — принять все как дело рук Бога, а не признаться себе, что они не в состоянии избавиться от бестии собственными силами, что бестия потому каждый раз находит новую жертву, что жители Мурбрука неспособны надежно защитить своих любимых.
Зара была не в силах понять людей — не только здесь, в Мурбруке, но и человечество в целом. Если дела шли своим чередом, у каждого был достаток, никто даже не утруждал себя мыслями о Боге, равно как и старанием жить согласно Его законам. Но едва дела выбивались из колеи и уже не поддавались контролю, люди падали на колени и горячо молились о Божьей помощи. К Богу обращались только в тех случаях, когда люди не знали, что им делать.
Кажется, бургомистр фон дер Вер относился к этому большинству, так как вышел из ниши, в которой сидел с Сальери, встал посередине зала, в успокаивающем жесте поднял руку.
— Друзья мои! — призвал он, изо всех сил стараясь перекричать гул голосов в зале, что ему удалось не без труда. — Друзья мои, выслушайте меня! Безразлично, насколько вы опечалены или погружены в отчаяние, вы не должны упускать из виду, что мы вообще не знаем, с чем имеем дело. Сальери и его богобоязненность достойны всяческого уважения, но мы ровным счетом ничего не знаем о бестии — вообще ничего! Мы не знаем, послал ли нам зверя Бог или черт или это просто ошибка природы, которую можно исправить огнем и мечом! И до тех пор, пока мы не узнаем, с чем мы, собственно говоря, имеем дело, мы не должны поддаваться на провокации и совершать поступки, в которых, возможно, потом будем горько раскаиваться!