Письмо
Шел второй год войны. Восьмая пехотная дивизия девятой армии стояла под Барановичами вот уже два месяца. Командование в лице генерала Эверта решило не предпринимать серьезных наступательных операций, ограничиваясь малочисленными вылазками, да и то с разведывательной целью. Солдаты жили в окопных землянках, по три, четыре человека в «хатке», как презрительно они называли свое жилище. Нары из материи и соломы кололи спину, постоянно было сыро, и уже многие солдаты оставляли расположения, уезжая в санитарных обозах с крупозным воспалением легких. Каждые пять дней предпринимались вылазки за линию фронта. В вылазках участвовали обычно три человека из числа солдат и один провожатый-разведчик. Зачастую солдаты возвращались ни с чем, и, отметив в отчете, что «ситуация не изменилась», уходили отдыхать. Но, случалось, что патруль обнаруживал группу, и если та не сдавалась в плен, то стрелял на поражение. Немногим выжившим после перестрелки, и дошедшим до своего окопа, начальство присуждало Георгиевский Крест 4-степени, торжественно вручая его на плацу, подальше в тылу, дабы не быть обнаруженным вражескими аэропланами.
I.
В это время, в тысяче верстах от линии фронта, жизнь шла своим сельским чередом. Война как будто не коснулась патриархального уклада жизни русской деревни, складывавшегося веками. Все также день начинался с криков петухов и заканчивался закатом. Все также проходили рекрутские наборы, правда, теперь они назывались «всеобщей мобилизацией и общеобязательной воинской повинностью для свободных сельских обывателей», забирая сыновей у крестьян. Те же чиновники на тех же местах также брали взятки, как это было и в 5-ом году, и в 81-м, и в 61-м. Как это будет в 28-м, 69-м, и 13-м.
В приемной земской управы сидело много народа: крестьяне, жаловавшиеся на полицейский произвол, чиновники, вызванные к начальству, сельские старосты, приехавшие для получения новых распоряжений. Из-за большого количества народа в небольшой комнатушке бывшей школы, еще в 87-м переделанной под здание управы, было тесно и душно. На стенах висели портреты выдающихся деятелей ярославской губернии, государственные мужи. Посередине стоял стол, с расставленными на нем шахматами, но в них никто не играл, и, судя по всему, давно, так как на фигурках тонким слоем лежала пыль. Вообще никто и некогда здесь, похоже, не убирался, даже люди, работавшие в управе, казались какими-то запыленными и неживыми, что никак не состыковывалось с их резкостью в движениях и стремительностью, с какой они перебегали из кабинета в кабинет.