Джой выглядела счастливой. На ней было нежно-розовое полупрозрачное платье, с длинными струящимися рукавами и поясом на талии. Ничего подобного она при жизни не носила.
Она сидела рядом и обнимала меня, положив голову мне на плечо. Я чувствовала тяжесть ее тела.
Затем Джой сказала мне, что должна идти, но позднее сможет вернуться. Чтобы доказать это, она как будто отплыла в сторону, а затем вернулась и села на ветку рядом со мной. Она показывала мне, что грусть безосновательна, потому что мы будем вместе.
Джой утешала меня. Она была счастлива и хотела, чтобы я тоже почувствовала счастье. Затем мы снова обнялись и просто посидели молча вместе. Но скоро она должна была уйти.
Я проснулась, чувствуя себя утешенной, потому что ощущала — Джой действительно рядом. Именно тогда мне стало лучше, и я смогла жить дальше. Пришло время моей дочери двигаться дальше, а мне — продолжать жить.
Все мы были очень счастливы из-за того, что у Мэгги случилось такое позитивное и воодушевляющее переживание, связанное с умершей дочерью. Было очевидно, что она исцелилась от своей трагической потери. Мэгги назвала свое переживание «сном», и поэтому я так к нему и отнесся. Я знал людей, у которых бывали яркие сны, но для меня сны всегда являлись лишь продуктами подсознания и ничем больше.
Но Мэгги было что добавить. Она описала то, что произошло с ее семнадцатилетним сыном Бобом.
Это произошло до моего случая — примерно через шесть-восемь месяцев после смерти Джой. Если кто-то и испытывал боль, то это был мой сын, Боб, который был всего на год старше сестры.
Он страшно скучал по ней и по-настоящему страдал. Из одного из самых популярных детей в школе он превратился в одиночку, у которого осталось всего пара друзей. Он возвращался домой и говорил: «День был ужасным».
Однажды вечером он занимался в своей комнате, а мы с мужем в гостиной смотрели телевизор. Боб выбежал к нам, крича: «Мама! Я только что видел Джой!» Затем он рассказал о том, что произошло.
Боб читал, но не мог сосредоточиться. Затем он оторвал глаза от книги и увидел Джой, стоящую рядом со шкафом.
Прическа Джой была обычной, но одета она была в джинсы и полосатую футболку, которой Боб прежде никогда не видел. Она ничего ему не сказала, но выражение на ее лице говорило о том, что все хорошо.
Боб сказал, что он был так поражен, что не мог ни пошевелиться, ни заговорить несколько минут. Затем он вскочил, но Джой рядом уже не было. Тогда он закричал и побежал к нам.
Могло ли переживание этого мальчика быть реальным? Возможно ли это? Могла ли девочка-подросток по-настоящему появиться перед своим братом на Среднем Западе в XX веке после того, как ее сбила машина? Я немного подумал об этом, но очень быстро отверг переживание Боба, приписав его влиянию горя или буйному воображению. Я напомнил себе: «Когда ты мертв, ты мертв»