Да, по халату видно, подумала Анна Константиновна, слегка завидуя умершей: что такая была и так о ней хорошо говорят.
– Нынче-то кто на даче будет? – после молчания, отданного печальным воспоминаниям, спросила Елена Георгиевна.
Перед тем как ответить, Антон Николаевич подержал немного губы трубочкой, посвистел что-то про себя. Такая у него была привычка, когда затруднялся с ответом. Постояв немного, губы трубочкой, проговорил:
– Не решили еще. Татьяна на все лето Любочку в пионерлагерь намерена спровадить, сами – в Прибалтику, где бомонд, – не без насмешки слово произнес. – А Николка с семейством – в автотуризм на своих «Жигулях»: палатка, надувные лодки, костры и прочая романтика, – тут уже одобрительно было сказано.
– Так что же, все лето дому пустовать? – забеспокоилась Елена Георгиевна.
– Не исключено, что я немного поживу, – успокоил ее Антон Николаевич. – Если Анна Константиновна согласится разделить мое одиночество, – и посмотрел вопросительно, но вместе с тем и с обидевшей ее почему-то уверенностью, что как он захочет, так и будет.
Час от часу не легче!.. В качестве кого же он намерен ее здесь поселить? Домоправительницы – стряпать, с веником ходить?.. Анна Константиновна вся внутри съежилась от страха, что подозрение сейчас, сию секунду подтвердится и ее воздушный замок (или карточный домик) в один миг рассыплется. Не стала ждать этой ужасной катастрофы:
– Чайник, наверно, вскипел, – и чуть не бегом заторопилась к дому.
За ее спиной Антон Николаевич приглашал соседку:
– Просим к нашему шалашу. Чаю попьем. Анна Константиновна полную сумку яств привезла.
Чайник и верно вовсю кипел, от пара в комнате запотели стекла. Анна Константиновна выдернула из розетки вилку. Полезла к буфет искать чашки, ложки, ей необходимо было, чтобы не думать, не гадать, не мучиться подозрениями, чем-то себя занять. Но мысли в голове толкались, как в часы пик в автобусе люди: каждый в своем направлении, друг друга не понимающие, не желающие понять... Если даже допустить, что она возвела на Антона Николаевича напраслину, то тогда в какой другой роли ей тут жить предлагается? Что люди подумают? Что его дети скажут? Татьяна и Николай, как только что узнала их имена. Сколько бы она к нему ни привыкла и ни привязалась, у нее тоже самолюбие и гордость есть. Может, он только для того с ней познакомился, чтобы даровую домработницу иметь? – эта мысль ее ожгла, но тут же более здравая подоспела: как не стыдно такое думать? Кто ж домработниц на такси возит, в ресторанах кормит, руки, наконец, целует?.. Это ее почти убедило, но все же не вполне успокоило – никогда не умела она людей угадывать, сколько раз на своем веку ошибалась, попадала впросак, и тут, наверно, по простодушию мало чего поняла. А если он вводил ее в заблуждение, чтобы потом сказать: человек я одинокий, обеспеченный, а летом суп сварить для меня некому, рубашку постирать тоже, вы пенсию получаете небольшую, отчего не взять на себя труд? Она даже картину увидела, как он держит ее за руку и все это ласково говорит, но тут раздался другой его голос, не сразу пробившись сквозь автобусный гул: