Как жить, если ты никому, никому не нужен? И никто тебя нигде не ждет? Неужели так всегда в старости? Или как кому повезет? Или от самого человека зависит?..
Зависит или не зависит, но достаточно понаблюдать на улице: молодежь компаниями, стайками, а старики в одиночку или – редко – вдвоем. Да и смешно было бы глядеть, если бы старики и старушки ходили по улице шумными компаниями... Почему люди чем старше, тем меньше друг другу нужны? Или не в этом дело, а в чем-то совсем ином, в чем сразу не разберешься?..
Майина старость была где-то далеко-далеко, в двадцать первом веке. Так далеко, что, может быть, и там ее вовсе нет, каким-то чудом не будет, все-таки наука идет вперед.
По двору весело бежали, оскальзываясь на примерзшем после оттепели снеге и хватаясь друг за друга, парень и девушка, у парня в руках завернутые в целлофан цветочки. Но бежали они не оттого, что опаздывали или непогода гнала их под крышу, а потому, что таким естественней передвигаться по земле. Как и Майе. Она сама, где только можно, сразу пускается бегом – вверх по лестнице, вниз по лестнице, – все в ней рвется вперед, и ужасно радостно ощущать свою легкость, почти невесомость, почти парение над землей!..
Однако в пудовом больничном халате и тапочках на два номера больше какое уж парение. И еще когда боишься пошевелить головой.
Майя, шаркая, как все эти старушки в коридоре, направилась к палате.
Навстречу шел молодой доктор, терапевт, он Майю, как положено, тоже осматривал, ничего со своей стороны не нашел, что надо бы лечить, а искал долго, старательно. Майе неловко стало, что ничем не может ему помочь, нет у нее болезней.
Легче легкого определить, отгадать, понравилась ты с первого взгляда мужчине или он остался безразличен. Он и то и другое не имеет обыкновения скрывать – хитрить, как по разным причинам приходится женщинам, не считает нужным, в этом отношении мужчины позволяют себе прямо-таки дошколятскую непосредственность. Все у них сразу на лице.
У молодого доктора на лице, правда, было написано всего лишь профессиональное внимание, зато он зачастил в двенадцатую палату, очень, видно, беспокоили его здесь больные, все четверо, Майя, разумеется, не больше других, но шито все было белыми нитками, не успевала закрыться за ним дверь, начиналось веселье. Варвара Фоминична и та оживлялась и принимала участие в безобидном подтрунивании и над доктором и над Майей. А Майя, хоть и смущалась, держала тон: влюбился! Того и гляди, бросит жену и детей! Теперь какую-нибудь болячку отыщет, чтобы дольше Майечку в больнице продержать!.. Ну и дальше в том же незамысловатом духе.