Рядом с пепельницей лежала записка: «Алеша, сходи, пожалуйста, в булочную. Купи батон и половинку круглого. И не стыдно тебе так напиваться?!»
«Да стыдно мне, маменька, – пробормотал я, сползая с дивана, – очень даже стыдно. А уж как мне плохо, если бы вы только знали. Охо-хо».
Мутным взглядом уставился в мутное же окно, за которым никуда, разумеется, со вчерашнего вечера не делась слепая серая стена. Луч оранжевый уже спрятался за крышу, недолго он в колодце нашем гостит что зимой, что летом.
Отвернулся от окна. Темно и тесно было в комнате. Будильник частил, точно последние миги жизни моей отсчитывал.
Подошел к двери, выглянул в коридор – слава богу, пусто. Менее чем когда-либо я был сейчас способен обсуждать с дядей Валей постановления ЦК КПСС или выслушивать упреки тети Лизы.
Прокрался в ванную. Склонился над раковиной, припал ртом к латунному крану.
Вернулся в комнату, выкурил сигарету, глядя в стену за окном. Решил сходить в булочную, заодно похмелиться пивом из ларька.
Уже и смеркалось. По серому, синему, начинающему лиловеть тротуару поплелся в сторону Чертова скверика, продолжая развивать тему нечистой совести: «Весь день я, выходит, проспал, ничего себе. И мало надежды, что завтра будет как-то по-другому. Да уж, мало на это надежды...»
Вошел в Чертов скверик, под ногами заскрипел красный, похожий на фасолины, гравий, глянцевые зеленые листы зашумели над головой.
Вдруг представил, что ларек закроется у меня перед носом, и ускорил шаг.
Пересек скверик, выскочил на улицу и потрусил в самый конец ее. И повезло – под козырьком ларька еще горела электрическая лампочка, и всего лишь четверо стояли в очереди.
– Вы последний? – спросил я спину в сером пиджаке.
Мужик обернулся, кивнул машинально, но вдруг задержал на мне взгляд и усмехнулся:
– Что, худо дело? Может, вперед пропустить?
– Потерплю,– буркнул я.
Ларечница Танька, губастая, в очках с толстыми стеклами, крикнула из окошка:
– Скажите там, чтобы больше не занимали!
– Повезло нам, да? – засмеялся мужик. На вид было ему лет сорок, типичный такой пролетарий: небритый, в брючишках тоже сереньких с пузырями на коленях, под пиджаком только майка. – Сколько вчера на грудь принял?
– Слушай, что ты ко мне привязался? – сказал я. – Стой спокойно.
– Фу! – воскликнул он дурашливо. – Фу! Чую, русским духом пахнет! Прямо хоть тут же и закусывай!
– Сам таким не бывал, что ли? – огрызнулся я.
За обменом любезностями я и не заметил, как мы вплотную приблизились к окошку.
– Ладно, не обижайся, – сказал мужик. – Танюха, одну большую. – Пока наполнялась кружка, он извлек из кармана пиджака четвертинку и зубами содрал алюминиевый колпачок. – Будешь лечиться?