Мисс усмехалась. Она-то знала учителишек как облупленных. Видала их и в штанах, и без. Знала, что ухаживания всякий раз заканчиваются просьбой принести из кухни мисочку овсянки, стаканчик джина.
А иногда и соглашалась. Пила на двоих с избранником, ночевала в его комнате. Утром о предложении совместно переселиться в Лондон не упоминала.
Скучала она. Боже, как надоели ей небритые, неопрятные, с руками суетливыми говоруны эти! И климат, климат мерзкий. И море, как тоска зеленая, – в узком окне. И восточные ветры, от которых у нее давление то повышалось, то понижалось.
И вдруг заметила, что Оливер уже не мальчик. И стала подлизываться к подростку. Подсаживалась к нему, когда он читал, заглядывала в книгу через плечо, дышала в ухо, делая вид, что ей тоже интересно.
Предложила переводить французские слова, когда таковые попадались в тексте. Если значение этих слов не помнила, выдумывала новые значения.
Можно понять влюбленную женщину, давненько не занимавшуюся французским.
Причем страшновата была совратительница. Это только учителишки спившиеся да повар небрезгливый ею прельщались.
А что им оставалось делать в ненастные дни, в темной башне, при восточном ветре, когда англичанин сам не свой...
Краснощекая, глаза стеклянные, лохмы желтые. Костлявая, но кости крепкие, широкие. Доказывая какую-либо свою правоту, имела привычку ударять кулаком себя в грудь – гул грудной клетки слышен был на другом этаже.
Хлебнув лишнего, еще и развлекалась тем, что разыгрывала перед учителишками пантомимические сцены в стиле рисунков Обри Бердслея: руки заламывала, лохмы наклоняла, вся закутывалась и вдруг вся же и раскутывалась.
«И ведь тоже леди», – задумчиво говорила про нее повариха.
Оливер, когда домогательница, уже без экивоков, повлекла его на плоские свои прелести, вырвался, отскочил к стене.
– Вы это чего? – пролепетал, ошарашенный.
– Да люблю я тебя, вот чего! – вскричала мисс. – Неужели не видно? – Она вскинула руки и наклонила голову, свесив лохмы.– Не веришь?
Оливер молчал, потому что ничего не соображал от ужаса.
– А если я в отчаянии выброшусь из окна? – сурово спросила мисс, подбежала к амбразуре и стала в нее просовываться. Но просунуться не удалось, широка была в бедрах, а повернуться боком не догадывалась, – вероятно, вышеупомянутый удар дубинкой сказывался время от времени на умственных ее способностях.
Впрочем, нет, догадалась! Попробовала правым боком, левым. Вся извертелась и, топнув ногой, отошла от амбразуры ни с чем!
Произведя глубокие вдох и выдох, предприняла вторую попытку.